Мак Клири посмотрел на капитана, думая, что тот шутит. Но он был серьезен.
— Где он? — спросил Мак Клири.
Капитан кивнул в сторону.
— Под тем деревом.
Мак Клири увидел под деревом морского пехотинца, лежавшего на земле. Он посмотрел на бывший штаб вьетконговцев, на скучного капитана и снова на человека под деревом.
— Не спускайте глаз со списков, — сказал он, медленно направляясь к дереву.
Он ткнул ногой каску морского пехотинца.
Тот заморгал и лениво открыл глаза.
— Как тебя зовут? — спросил Мак Клири.
— Меня зовут Ремо Уильямс, майор, — ответил он, поднимаясь.
— Лежи, — сказал Мак Клири. — Это ты захватил документы?
— Да, сэр. Что-нибудь не так?
— Нет. Ты думал о карьере военного?
— Нет, сэр. Мой срок заканчивается через два месяца.
— Что ты собираешься делать потом?
— Поступить на службу в полицейский департамент Неварка.
— Это достойный выбор.
— Да, сэр.
— Это Неварка в Нью-Джерси? — спросил Мак Клири.
— Да, сэр.
— Хорошей работы.
— Спасибо, сэр, сказал морской пехотинец и снова закрыл глаза.
Тогда-то Мак Клири и увидел эти закрытые веки.
* * *
Уильямс мирно спал под воздействием наркотика. Мак Клири кивнул темноволосому.
— Выключай свет.
Неожиданный мрак был более ослепляющим, чем яркий свет.
— Дорогой он, сукин сын, а? — спросил Мак Клири. — Ты проделал хорошую работу.
— Спасибо.
— Хочешь сигарету?
— Разве вы их носите с собой?
— Только ради тебя, — сказал Мак Клири.
Оба рассмеялись. Ремо Уильямс издал стон.
— Мы победили, — снова сказал темноволосый.
— Да, — согласился Мак Клири. — Он начинает чувствовать боль.
Они снова рассмеялись. Потом Мак Клири закурил, глядя на мерцающий огонек сигареты. Через несколько минут скорая свернула на Нью-Джерси Тернпайк, заполненную потоком машин. Скорая неслась сквозь ночь. Мак Клири выкурил еще пять сигарет, прежде чем водитель замедлил скорость и постучал в окошко салона.
— Да? — спросил Мак Клири.
— До Фолкрафта осталось всего несколько миль.
— О’кей, едем дальше, — сказал Мак Клири. Слишком большие шишки дожидались их прибытия в Фолкрафте.
Через полчаса скорая свернула с асфальта и ее колеса зашуршали по гравию. Машина остановилась, из кабины выскочил второй сопровождающий, быстро осмотрелся. Никого. Он подошел к огромным железным воротам в высокой кирпичной стене. На воротах висела бронзовая табличка: Фолкрафт.
А в тюрьме Гарольд Гейнс понял, что было не так во время казни. Свет не замигал, когда умер Ремо Уильямс.
В этот момент «труп» Ремо Уильямса проезжал в скорой через ворота Фолкрафта. Конрад Мак Клири посмотрел на табличку на воротах и подумал про себя: «Нам нужно было еще добавить: „Оставь надежду, всяк сюда входящий“».
— Он уже в палате? — спросил человек с желтым лицом, сидящий за столом со стеклянным верхом, на котором стоял компьютер.
— Нет, я оставил умирать его на газоне. Так мы сможем завершить работу палача, — пробормотал Мак Клири. Он был измотан и опустошен напряжением.
Это напряжение продолжалось уже четыре месяца с тех пор, как он убил того негра на улице Неварка. И теперь его шеф, Гарольд Смит, второй человек в Фолкрафте, который знал, на кого они действительно работали, этот сукин сын со своими бумажками и компьютером, спрашивал его, побеспокоился ли он о Ремо Уильямсе.
— Не надо так нервничать, Мак Клири. Мы все на пределе, — сказал Смит. — Но еще ничего не кончилось. Мы даже не знаем, согласится ли наш новый гость работать на нас. Он означает для нас совершенно новую тактику.
Смит имел дурную привычку подробно объяснять то, что было очевидно. Он делал это с таким старанием и искренностью, что Мак Клири хотелось вырвать внутренности компьютера крюком и размазать их по седой голове Смита. Тем не менее, Мак Клири только кивнул и сказал:
— Должен ли я сказать ему, что это будет продолжаться только пять лет?
Пять лет. Такова была договоренность. Никаких других дел в течение пяти лет. Так сказал ему Смит пять лет назад, когда они были переведены из ЦРУ.
Смит и тогда носил этот проклятый серый костюм. Он запомнился ему еще тогда, когда они завтракали вдвоем в ресторане по дороге в Аннаполис.
— Через пять лет мы свернемся, — сказал Смит. — Это нужно для безопасности нации. Если все будет успешно, нация никогда не узнает, что мы существовали, и конституционное правительство будет в безопасности. Я не знаю, имеет ли к этому отношение президент. Я контактирую только с теми, кому положено знать. Ты будешь контактировать со мной. Больше ни с кем. Ко всем остальным ты глух, нем и слеп.
