На вершине поросшей мохом скалы ей удалось отыскать крошечное озерцо солоноватой воды, собравшейся в углублении после дождя. Она с наслаждением напилась — вода была холодная, с ощутимым землистым привкусом, точно выдернутый из грядки овощ.
Ей впервые пришло в голову, что выжить здесь, пожалуй, все же можно, но для этого нужно стать похожей на лисицу: постоянно охотиться и никогда не задумываться о завтрашнем дне.
Затем, прикрыв наготу одеялом из шкур и сунув ноги в сандалии, она снова направилась в ту часть острова, где колючие кустарники росли наиболее густо; ей казалось, что там она видела какие-то ягоды. Что ж, память ее не подвела: на некоторых кустах и впрямь висели мелкие красные ягодки, но теперь она проявила куда большую осторожность, не желая повторить ошибку, совершенную утром, и сорвала всего одну ягодку, сунула ее в рот, разжевала и тут же выплюнула — ягода оказалась невыносимо кислой, почти горькой на вкус.
Тогда она решила спуститься по каменистой осыпи к воде и все же подобрать голову тюлененка, подавив всякие переживания по этому поводу. Но оказалось, что голова уже начала разлагаться. Запах от нее исходил просто чудовищный, и она, подойдя ближе, заметила, как внутри головы копошится что-то мерзкое.
Ей было ясно, что необходимо как-то разжечь костер. Если ей это удастся, тогда она, возможно, сумеет и ракушки запечь, сделав моллюсков относительно съедобными. Она не раз видела в детстве, как ее двоюродные браться разжигали огонь с помощью трутницы, украденной на кухне; правда, их обычно ловили за этим занятием и подвергали порке. Она помнила, что в трутнице было два камня и комок корпии. Корпии у нее, естественно, не имелось, а вот камней здесь было сколько угодно. И она принялась выбирать на сухой верхней части пляжа подходящие пары камешков, а потом, повернувшись спиной к ветру, ударять ими друг о друга в надежде высечь хотя бы крошечную искорку. Она потратила на это довольно много времени, но, увы, без малейшего успеха.
Лишь вновь поднявшись к шатру, на заросшую травой седловину, она поняла, насколько измучена. Одежда высохла, но у нее уже не хватило сил, чтобы одеться, и она лишь поплотнее завернулась в одеяло и прилегла у входа в шатер, следя за тенями облаков, скользящими по поверхности воды. Отчего-то это занятие и успокаивало, и утешало ее, но в то же время она отчетливо сознавала, что чем дольше будет голодать, тем труднее ей будет заставить себя отправиться на поиски пищи. И все же в данный момент она так и не смогла заставить себя встать. Как, впрочем, и подумать о том, чего сможет добиться, если все-таки встанет.
Он был прав. Ее отец делал вещи и похуже. Она вспомнила окровавленные тела во рву и подумала: а что, если кто-то из них был еще жив, когда их засыпали землей? И представила, как сама лежит там, во рву, и земля забивает ей рот, а тело придавливает невыносимая тяжесть.
У ее отца, разумеется, были совсем иные сведения об определенных событиях, да и понимание этих событий было совершенно иным, чем у нее, не знавшей практически ничего. Наверное, с его точки зрения, столь жестокие убийства были просто ценой, которую следовало уплатить за благополучие и безопасность его народа. Впрочем, она этого уже никогда не узнает.
Целых три дня она ни с кем не разговаривала и даже голоса человеческого ни разу не слышала. Мысли, став более ясными, теперь смущали ее. Концентрические круги родного дворца — царские покои, публичные помещения, сады, мощные стены, за которыми раскинулся город, — все это отсюда представлялось ей чем-то вроде улья, или муравейника, или еще какого-то сложного прихотливого строения, структура которого для чужаков должна навек оставаться тайной. И весь день перед ней возникал образ отца — как он стоял возле большого окна и смотрел куда-то вниз, в сторону гавани, а она сидела у его ног и играла с фигурками из слоновой кости. Лицо отца было освещено лучами солнца, встающего из-за моря. На нее, свою дочку, он даже не взглянул, но она чувствовала: он знает, что она играет с ним рядом. А ей было, должно быть, всего года три или четыре. Ну, может, пять. И рядом с отцом она чувствовала себя в безопасности.
