Замершая в ожидании неотвратимого всегда твоя Крупа всегда тебя ЦК.
Крупочка, моя бесценная подружка! Нет слов, чтобы выразить тебе мои чувства и благодарность. Все — и шоколад, и дагерротип Вовки в кепке с пуговкой, и не обозначенная в письме, но тем более приятная (как сюрприз) крохотная, с ноготок, бутылочка ликера — все это привело меня в состояние полной разнеженности и печали. Но ликер в соединении с шоколадом оказал свое радостное и бурное действие. Я взбодрилась, натерла Дюшку ароматическими мастиками, а также выдала ей сверхнормативный листик капусты и кусочек сухого бисквита. Дюшка была счастлива, а я с обновленными силами помчалась на завод Михельсона. Пострелять.
Ликер подействовал в полной мере, поэтому отстрелялась я не очень удачно, но это меня совершенно не расстроило, ха.
И тут наступил час Дагерротипа. Я внимательно все рассмотрела, прежде чем вручить подарочек Мишелю. Тебе не кажется, Крупочка, что кепка нашему вождю чуть-чуть великовата, что придает ему искусственную простоватость? И эта почти детская пуговка на темечке… трогательно, конечно, но все-таки диковато выглядит.
Но ты, конечно, права — пусть и совершенно неприемлемыми средствами, а он создал себе запоминающийся образ.
На следующий день я оставила у мадам Клары записочку для Мишеля Калинина с просьбой подняться ко мне. Не прошло и часа, как он прискакал с бутылкой «Вдовы Клико». Не знаю уж, что пришло ему в голову, когда он получил мое приглашение, но все оказалось очень кстати. Я прямо на пороге вручила ему портрет В. И., Мишель прослезился, пристроил карточку во внутренний карман и бросился целовать мне руки, восклицая: «Фанни, душа моя, сколько нежности в твоем имени и, пожалуйста, стань моей женой!»
Женой, ха! Но шампанское мы тут же выпили, и с удовольствием. А после второго бокала он про свое предложение руки и сердца забыл и весь вечер обсуждал со мной список людей, которых в срочном порядке необходимо ознакомить с полученным изображением вождя мирового пролетариата. Не только В. И. — все мальчишки очень легкомысленные. Хорошо, что я всерьез не отнеслась к его матримониальной идейке, а то бы, верно, расстроилась.
Теперь уж, скорее всего, начались занятия в ставшей здесь уже знаменитой школе. Пиши и радуй меня своими рассказами.
Их с нетерпением ждет твой верный Фантик. ЦКК.
Фантик, мой Фантик! Всякое случалось в моей жизни, но так категорически плохо еще не бывало. Конечно, я знала, что любви меж нами никогда не было, что ни одну юбку он не оставлял без внимания, но в знак уважения к давнему уже теперь решению ЦК партии он действовал достаточно завуалированно. А теперь… теперь ЦК ему — не указ.
Представляешь, Фантик, иду как-то по Елисейским Полям, а навстречу — вереница учащихся нашей школы в Лонжюмо. В голове колонны (совсем как в твоем сне, Фанечка) идут, обнявшись, Вовка с Инеской. Он в кепке с пуговкой, она в элегантной красной шляпке. Увидев меня, Вовка, свободной от Инески рукой, помахал мне и, обернувшись к ученикам, сказал: «Иду к „Максиму“ я, а у вас, господа хорошие, два часа свободного времени». И захихикал. Надеюсь, ты понимаешь, Фантик, что ни к «Максиму», ни в какие другие рестораны меня никогда не водили.
Да не в ресторанах дело, а в моем здоровье. При виде этой совершенно беспардонно обнимающейся парочки у меня случилось нервное потрясение, и на этой почве развилась базедова болезнь. Глаза у меня теперь все время выпученные, как от ужаса. В. И., глядя на меня, только брезгливо морщится и советует заказать очки с темными стеклами. Лучше бы заказал повязки на глаза всем ученикам школы Лонжюмо, чтобы они не видели морального падения своего вождя. Но это ему в голову не приходит.
Разумеется, ничего хорошего в моей болезни нет, но я смирилась — никогда ведь особенной красавицей не была. Стерплю и буду «агонизировать достойно», как ты учил меня, мудрый Фантик.
Между тем ситуация вокруг пресловутых занятий складывается почти фарсовая.
Все французские газеты на днях облетело сообщение о том, что на границе Эльзаса и Лотарингии в семье русских не
