Богдан покачал головой.
– Это исключено. Я и секунды не продержусь стоя.
– Как же ты живешь совсем один? Это ведь ужасно тяжело.
– Тяжело, – согласился он. – Но возможно. Руки-то у меня действуют. А они ого-го какие крепкие. Я с детства их тренировал. Если хочешь, можешь сесть ко мне на колени.
– А тебе не будет больно?
– Нисколько.
Мира поколебалась и осторожно присела к нему. Их щеки соприкоснулись.
– От тебя вкусно пахнет, – сказал Богдан. – Духи?
– У меня нет духов. Это блеск для губ.
– Скажи, ты когда-нибудь целовалась?
– Ну так, – уклончиво проговорила Мира. – По-настоящему, нет, наверное.
– Почему? Разве у тебя не было парня?
– Нет.
– Странно. Ты же красивая девушка. Я вот ни с кем в своей жизни не целовался. Потому что инвалид. Я никому не нужен.
– Ты мне нужен, – вырвалось у Миры само собой.
Она тотчас, по обыкновению, залилась румянцем. Он посмотрел на нее пристально и скептически усмехнулся.
– Не говори так. Ты рано или поздно уедешь отсюда. Верно?
– Верно, – почти шепотом сказала Мира.
– Ну вот. А я опять останусь один. Поэтому лучше и не начинать.
– Что не начинать?
У нее к горлу внезапно подступили слезы. Мира не могла понять почему. Что-то мешало ей вздохнуть полной грудью.
– Целоваться. Я ведь привыкну, и мне будет больно потом.
– А ты хочешь со мной поцеловаться?
– Я мечтаю об этом с того самого момента, как увидел тебя в саду. А ты? Ты хочешь этого?
– Хочу! И я… я не уеду. Вернее, не брошу тебя тут одного.
– А что сделаешь? Заберешь с собой? Куда? К родителям?
– Заберу!
– Верится с трудом, – проговорил Богдан, но тем не менее обнял Миру и привлек к себе. – Ты ведь еще не знаешь главного. Не видела, что иногда происходит со мной. Даже не иногда, а часто. Очень часто. Я не нужен тебе. Это будет слишком.
– Слишком – что?
– Слишком тяжело.
– Не надо пугать меня.
Слезы все-таки вырвались на волю. Мира быстрым движением смахнула их с ресниц, но они тут же выступили снова.
– Ты плачешь? – Богдан осторожно взял ее за подбородок и развернул лицом к себе.
– Нет. Я не плачу. – Мира улыбнулась сквозь слезы. Улыбка вышла жалкой.
– Ты плачешь, – произнес он твердо. – Почему?
– Наверное… мне хочется, чтобы у нас все было как у людей. Чтобы мы не расставались, и могли целоваться, и говорить обо всем, и…
– Пойми, у нас никогда не будет, как у людей. Ни-ког-да.
Богдан произнес это жестко. И выражение его лица стало жестким, даже жестоким.
Мира ощутила такую боль, словно он ударил ее наотмашь. Она невольно отшатнулась.
– Хочешь встать? Давай, я не держу. – Богдан демонстративно разжал руки.
Мира вдруг поняла, что он делает ей больно только потому, что его самого терзает боль. Невероятная, страшная, которой она никогда прежде не ведала. Она отчетливо видела эту боль в его глазах. Надо забрать хотя бы ее часть, и тогда ему станет легче. Хоть немного, но легче. Она заберет ее себе, прямо сейчас, здесь, на этой тропинке у пруда.
– Я не хочу вставать и не хочу никуда уходить. Я останусь здесь, с тобой, и мы станем целоваться, даже если у нас все будет не так, как у обычных людей. Даже если все будет плохо.
Ей показалось, что он ждал этих слов. Темная тень страдания сошла с его лица, глаза опять стали ясными и теплыми.
– Ты уверена, что не пожалеешь?
– Уверена.
Богдан кивнул, снова обнял ее и, наклонившись совсем близко, осторожно поцеловал. Его губы были мягкими и сладкими, будто он только что ел мед. Мира словно погрузилась в свои сны. Сказочный принц, добрый и ласковый, держал ее в объятиях. Он не мог ходить, зато руки у него были сильные и одновременно нежные. Она подчинялась им, чувствуя себя самой счастливой на свете…
Над головой громко каркнула ворона. Мира пришла в себя и открыла глаза. Солнце медленно спускалось за лес, оставляя на лазурном небе размытые малиновые дорожки. Со стороны реки дул легкий ветерок.
– Сколько сейчас времени?
Она с нежностью посмотрела на Богдана. Тот улыбнулся.
– Не знаю. Счастливые часов не наблюдают.
– А ты счастлив?
– Да. Очень. А ты?
– И я. Нам, наверное, пора идти? Прохладно, ты можешь замерзнуть.
– Ерунда. Я почти никогда не болею простудой. Давай посидим еще немного.
