Рано утром ее уже привычно разбудил пронзительный голос Лизаветы.
– Вставай! За работу пора!
Мира пошевелилась и тут же сморщилась от боли. Руки и ноги ломило так, будто у нее поднялась температура. Она разглядела на правом запястье большой лиловый синяк. Это Тимур оставил ей на память, будь он неладен.
При мысли о том, что сейчас придется мыть три этажа, Мире стало дурно. Нужно, пожалуй, попросить Михалыча дать ей отгул хотя бы на день. Она с трудом поднялась с постели и, зевая, отправилась в душ. Умылась, привела себя в порядок, застирала брюки и повесила их сушиться. Затем подколола волосы, чтобы не мешали работать, и вышла в вестибюль.
Лизавета по обыкновению пила кофе и слушала музыку.
– О, явилась не запылилась. – Она вытащила из уха наушник и насмешливо взглянула на Миру. – Целый час прошел, как я тебя разбудила.
– Полчаса. Я хочу позавтракать. И вот что – я плохо себя чувствую. Попрошу Алексея Михайловича отпустить меня.
– Уехал Лексей Михалыч, еще вчера вечером. Ты небось уже дрыхла.
– Далеко? Когда вернется?
– Почем я знаю. Он мне не докладывается. А насчет «плохо себя чувствую», это ты, девка, брось. Тебя взяли работать, а не в кровати валяться. Нечего было гулять одной где ни попадя.
Лизавета сердито надулась. Мира хотела возразить, что Михалыч сам посоветовал ей сходить на реку, но ей стало противно. Ладно, не убудет с нее. Уберется она в этом свинарнике, без нее они тут совсем грязью зарастут.
– Хорошо, – сердито проговорила она. – Но сначала завтрак.
Лизавета молча кивнула и вставила наушник на прежнее место. Мира пошла в буфет, не торопясь, достала свою чашку, тарелку и ложку. Сделала себе яичницу и кофе, поела с чувством и толком. Затем так же с удовольствием взялась за работу.
Сегодня грязи в коридорах и номерах было значительно меньше. Чувствовалось, что Мира вчера потрудилась на совесть. Она вымыла первый и второй этажи, выпила чаю и решила передохнуть в садике. Лизавета куда-то отлучилась, ворчать и ругаться некому. Мира как была, в легком халатике, с подколотыми в пучок волосами, сполоснула руки и вышла во двор. Мурка, как всегда, была на месте. Лежала, раскинувшись, на травке, подставив пушистое брюхо ласковым солнечным лучам. На Миру она больше не обращала внимания, видно, привыкла и стала считать своей.
– Привет, котяра, – поздоровалась она и кинула на травку кусочек колбаски, стыренный у Лизаветы из холодильника. Мурка лениво покосилась на колбасу и поддела ее костистой лапой, после чего отправила в рот. – И никакого спасибо, – усмехнулась Мира.
Похоже, все они здесь такие, что Мурка, что Лизавета. Ну и черт с ними. Она завернула за угол, дошла до садика и остановилась в удивлении. Рядом с одной из скамеек стояла инвалидная коляска. В ней сидел молодой человек, совсем юноша, красивый, как ангел: белые, слегка вьющиеся льняные волосы, голубые глаза, кожа нежная и тонкая, как у девушки. Несколько секунд они смотрели друг на друга.
– Здравствуйте, – наконец поздоровался парень, продолжая с любопытством рассматривать Миру. – Доброе утро.
Она не могла оторвать взгляд от его лица. Точь-в-точь принц из диснеевских мультиков, о котором она втайне грезила.
– Вы кто? – спросил парень. – Я вас раньше не видел здесь.
– Я… – Мира замялась, но лишь на секунду. – Новая горничная. Взамен Анны.
– Вот оно что. – Парень кивнул. – Как вас зовут?
– Мира.
– Очень приятно. Я Богдан.
