– Ну вот, – одобрительно произнес Михалыч. – Другой разговор.
За бортом шлюпки плескалась темная вода. Дождь давно закончился. Мира подняла глаза и увидела звездное небо. «Если я вижу звезды, значит, все не так плохо», – решила она.
– Если хочешь, подремли. А то укачает. Спи, закрывай глаза. – Голос Михалыча звучал ласково и убаюкивающе.
Мира почувствовала, что и впрямь засыпает. Возможно, так действовал ром, а может, она просто дьявольски устала от пережитого волнения. Веки ее стали слипаться. Михалыч напротив вдруг обратился в Сергея. Тот опустил весла и печально глядел на нее красивыми карими глазами.
– Ты подонок, – сказала ему Мира. – Вы оба подонки. Я ведь верила вам.
– Это все Анжела. Я не виноват. Я не хотел. Думал тебе рассказать, но не смог. Прости.
Мире стало жаль Сергея. Он выглядел совершенно убитым. Все же она ответила сердито:
– Бог простит.
Сергей понуро кивнул и начал грести. От весел в лицо Мире летели мелкие холодные брызги. Ветер по-хозяйски трепал ее волосы. Звезды наверху то исчезали, то появлялись вновь. Ей было на удивление спокойно и нестрашно…
– Мира! Ми-и-ра, просыпайся!
Она открыла глаза и тут же почувствовала боль во всем теле. Над горизонтом висел гигантский розово-желтый шар. Рассвет. Михалыч сидел на носу и хлебал из фляги. Совсем рядом с лодкой покачивалась на воде крупная чайка, время от времени хватая клювом рыбешек.
– Мы приплыли? – Мира осторожно вытянула затекшие ноги.
Он кивнул куда-то в сторону. Мира повернула голову и увидела темные очертания берега метрах в двадцати, не более. Если приглядеться, можно было различить густые заросли камышей и мокрый песок за ними.
– Это что? Город, поселок? – Мира всматривалась в даль и видела низкие домишки.
– Поселок, – сказал Михалыч. – Между Мышкином и Угличем. Ты не замерзла?
– Нет.
– Ну хорошо. Сейчас вылезем, приведу тебя в хорошее место. Согреешься, поешь, можешь душ принять.
Шлюпка медленно причалила к берегу. Михалыч помог Мире выйти. От многочасового сидения в ноги впивались тысячи крошечных иголок. Они привязали лодку в камышах и пошли по песку к домам.
Это действительно был поселок. Он стоял на самом берегу. Здания по большей части одноэтажные, с мансардами, в основном деревянные. В конце улицы виднелась единственная каменная постройка в три этажа.
– Нам туда, – указал на нее Михалыч.
Через пять минут они стояли у кирпичного здания. Небольшой солнечный дворик был вымощен плиткой, из швов которой пробивался желтоватый мох. Над входной дверью висела табличка с надписью «Отель «У карася».
– Что это? – удивилась Мира. – Мы будем жить в гостинице? Нас тут моментально вычислят.
– Не вычислят. Это моя гостиница. Я здесь хозяин. – Михалыч распахнул дверь. – Заходи, не стесняйся.
За стойкой ресепшена дремала полная пожилая женщина с химической завивкой. Услышав, что кто-то вошел, она открыла сонные глаза.
– Лексей Михалыч! Здравствуйте вам. Уже вернулись? Так быстро? Говорили, через неделю.
– Вернулся, Лизавета, вернулся. Как тут у вас? Все тихо?
– Тихо, спокойно. Ой. – Взгляд ее переместился на Миру. – А это кто?
– Новая горничная. Поработает у нас, пока Анна к матери уехала. Зовут Мирой. Прошу любить и жаловать.
Похожая на овцу, Лизавета с сомнением оглядела Миру с ног до головы.
– Хлипкая больно. Да и не наша, городская, видно.
– Тебе какая разница, городская или деревенская? – добродушно усмехнулся Михалыч. – Ты проходи, Мира, не смущайся. Лизавета Ивановна сейчас отведет тебя в номер и покушать принесет. Так говорю, а, Лиза?
– Так, так, – покладисто согласилась женщина. – Куда ее?
– Давай в сто пятый. Он свободен должен быть.
– Ну идем, что ли? – обратилась кудрявая к Мире, с трудом вытаскивая телеса из-за стойки.
Коридорчик был тесный, двери по обеим сторонам, обтянутые дешевенькой пленкой под дерево, стояли близко друг к дружке. Лизавета отперла большим бородатым ключом один из номеров, и взгляду Миры представилась крошечная комнатенка с одной-единственной кроватью, старым платяным шкафом и такой же древней потертой тумбой.
– Душ в конце по коридору. Туалет там же. Яичницу будешь?
