КАРЕЛЛА: Что именно?
ПАТРИЦИЯ: Он велел ей… Он приставил к ней нож и сказал: «Давай действуй. Я знаю, что ты сама этого хочешь». А я смотрела. Я не знала, что сказать, не знала, что делать. Просто стояла и смотрела. Понимаете, у меня был шок. Мюриэль ведь была его двоюродной сестрой. Он двоюродную сестру заставил делать… делать себе это… А дождь все лил. Я слышала, как снаружи шумит ливень, а Мюриэль стояла на коленях и стонала, а он держал нож и… и…
КАРЕЛЛА: Все хорошо, Патриция, не волнуйтесь…
ПАТРИЦИЯ: Простите меня.
КАРЕЛЛА: Ничего страшного.
ПАТРИЦИЯ: Потом он начал бить ее ножом. Он словно озверел. Он бил ее и бил, а я… я не могла… Это же мой брат, мой брат творил такое… Я не могла. А потом он повернулся ко мне и сказал: «Ладно, сладенькая, теперь твоя очередь». Нечто в этом духе. Я говорю: «Энди, ты рехнулся», а он такой: «Вставай на колени». Я ему: «Энди, ты чего, я же твоя сестра…», а он: «Ну и что? Сейчас и ты у меня…» Я не могу. Простите, но я не могу повторить того, что он сказал. Не могу и все.
КАРЕЛЛА: Ничего страшного.
ПАТРИЦИЯ: Я обязана слово в слово повторить то, что он сказал?
КАРЕЛЛА: Не хотите – не надо.
ПАТРИЦИЯ: Он сказал… Господи боже, я до сих пор поверить не могу, что он смог сказать мне такое… Что он приказал мне… Сказал, что мне придется сделать ему… То, что сделала Мюриэль… Я не могу вам повторить его слова… Это выше моих сил.
КАРЕЛЛА: Ничего-ничего.
ПАТРИЦИЯ: А потом вдруг он начал бить меня ножом. Он исполосовал мне руки, ранил лицо… Он так размахивал ножом… Скорее всего, я двинула его ногой. Я этого не помню – в какой-то миг словно все пеленой подернулось, а в следующий момент он уже валялся на полу и стонал. Наверное, я что-то с ним сделала. Я бросилась прочь. Я решила, что он сошел с ума, других мыслей у меня не было. Мой брат съехал с катушек – и точка. Я все это утаила от вас, потому что… понимаете, я все еще его люблю… Он же мой брат. Но он должен поплатиться за то, что сделал. Я это знаю. Когда я увидела на похоронах, как он кинулся на гроб Мюриэль… Я знаю, он всех одурачил, когда бил себя в грудь и орал напоказ: «Мюриэль, я тебя люблю, проснись, вставай, ты не умерла…» Я уж и не помню точно, чего он там кричал. И вот тогда я решила рассказать вам все, что знаю. Чтобы он понес наказание – точно так же, как и Мюриэль.
Часы показывали 20:07.
Эндрю Лоури задержали без двадцати семь, и теперь он сидел в инструктажной восемьдесят седьмого участка в обществе детективов Кареллы и Клинга, лейтенанта Питера Бернса, помощника окружного прокурора Роджера Локи и адвоката Герольда Харриса, представлявшего интересы девятнадцатилетнего юноши. Слева от Лоури сидел полицейский стенограф, державший наготове карандаш, чтобы зафиксировать для будущих поколений все то, что скажут присутствующие. Переговорив с Лоури наедине, Герольд Харрис заявил полицейским и помощнику окружного прокурора, что его клиент отказывается от права хранить молчание и добровольно ответит на все вопросы, которые ему посчитают нужным задать. Допрос вел представитель окружной прокуратуры. Побеседовав с Клингом и Кареллой, он прочитал стенограмму первого допроса Патриции Лоури, содержавшую первую версию случившегося, после чего прослушал сделанную только что магнитофонную запись. Затем, присев на край стола Кареллы, он посмотрел на Лоури и произнес:
– Меня зовут Роджер Локи. Я представляю окружную прокуратуру. Ваш адвокат сообщил мне, что вы отказались от права хранить молчание и готовы ответить на любые мои вопросы. Это так?
– Да, это так, сэр.
– Вы в курсе того, что ваша сестра рассказала полиции?
– Да, сэр, мне это известно, – кивнул Энди.
– И что вы думаете о ее показаниях?
– Сэр, у меня такое впечатление, что она сошла с ума, – искренне проговорил молодой человек. – Весь ее рассказ – ложь до последнего слова. Я вообще не видел ни ее, ни Мюриэль в тот вечер, когда…
– Ваша сестра утверждает, что вы нагнали ее и Мюриэль Старк на углу Хардинг-авеню и Шестнадцатой…
– Это ложь, – твердо сказал Энди.
– Она утверждает, что стояла с Мюриэль под навесом…
– Это неправда, сэр.
