— И это говорите мне вы? — не выдержав, воскликнул Феликс Захарович. — Вы, объявивший себя учеником Синюхина! Неужели вы думаете, что ваши непредвиденные сложности не были учтены в плане? Почему бы вам не представить, что внутренняя смута нужна для развития дела?
Полковник холодно усмехнулся.
— Тогда и мой приход к вам тоже должен был быть запланирован, не так ли? И какое решение там предложено?
Феликс Захарович покачал головой.
— Кто санкционировал ваш визит? Где вы взяли адрес?
— Я представляю только себя и генерала Чернышева, — сказал Рогозин. — Но можете поверить, мы выражаем широкое общественное мнение.
— Ни о какой массовости не может быть и речи, — сказал Феликс Захарович. — Если разговор состоится, то только с вами двоими. Но вы знаете, чем вы рискуете?
— Догадываюсь, — сказал Рогозин.
— Тогда прощайте, — Феликс Захарович поднялся. — Исполняйте все согласно плану, обо всем остальном с вами договорятся без меня.
Полковник легко поднялся.
— Спасибо, Феликс Захарович. Поверьте, я бесконечно чту память Егора Алексеевича и искренне рад тому, как развиваются его идеи.
Феликс Захарович проводил его до дверей, закрыл за ним и вернулся в кабинет. Включил компьютер и постоял над ним, пока машина заряжалась программой. На лице его неожиданно возникла торжествующая улыбка.
Проведя определенную операцию, он выяснил кодовый номер телефона и тут же набрал его.
— Вы говорите с диспетчером связи, — вежливо произнес записанный голос. — Если у вас есть сообщение, произнесите его после сигнала.
Дождавшись сигнала, Феликс Захарович сказал:
— Сообщение Франта. Состоялся визит представителя группы поддержки, высказано желание получить высшее образование. Состояние удовлетворительное. Обращаю внимание на то, что события начинают ощутимо опережать график. Прошу активизировать поиски поставщика фруктов. Степень срочности возрастает.
Он еще подумал, вздохнул и сказал:
— Это все.
И положил трубку.
Нина с букетом цветов поднялась к квартире Ани, где теперь проживал Леша, и нажала кнопку звонка. Леша оказался дома, открыл дверь и остолбенел. Нина улыбалась ему, протягивая цветы.
— Заходи, — пробормотал он растерянно. Отступая, он впустил ее в комнату.
— Чего случилось, что ли? — спросил он.
Поскольку цветы он так и не взял, Нина бросила букет на диван.
— Я деньги получила, — сказала она. — Решила раздать долги.
— Ты мне ничего не должна, — буркнул Леша.
— Разве? — усмехнулась она.
— Ладно, хватит, — сказал он. — Если ты трахаться пришла, то раздевайся, а болтать мне некогда.
Нина покорно вздохнула и стала расстегивать плащ. Леша криво усмехнулся.
— Я знал, что придешь, — сказал он. — Я таких, как ты, на нюх определяю. Ладно, давай побарахтаемся, сучка ты подзаборная.
Последняя фраза была вовсе не оскорблением, а скорее наоборот, благожелательной похвалой ее решимости. Каково же было его разочарование, когда в руке у Нины возникла резиновая дубинка.
— Ты че? — заревел он. — Да я тебя в бараний рог, вонючка ты паскудная!..
И тотчас получил основательный удар в солнечное сплетение. Он согнулся, задыхаясь и хрипя, но Нина немедленно и безжалостно нанесла удар по почкам. Леша заорал и отшатнулся к стене. И снова она ударила его, и снова очень больно, а потом еще и еще. Сознание его помутилось от боли и бессилия, как он ни пытался уйти от этих ударов, она ухитрялась бить его снова и снова. Наконец он упал, закрывая голову руками, и тогда она нанесла последний удар, может самый болезненный и жестокий. Леша истошно заорал и согнулся калачиком. Нина, хоть и дышала тяжело, но выглядела спокойной. Неторопливо надела плащ, спрятала в рукав дубинку, огляделась и пошла к выходу. Букет цветов остался лежать на диване.