Остановив машину на стоянке у входа, он неторопливо выбрался, привычно огляделся, машинально отмечая двоих парней в серой «Волге», продавщицу цветов, попрошаек Все они могли за ним наблюдать, и это следовало иметь в виду.
Могила, которую он разыскивал, была в дальнем конце кладбища, и он неторопливо побрел к ней по аллее, мимоходом разглядывая памятники и изредка читая надписи. Пару раз он присаживался на скамейки, чтобы отдохнуть и осмотреться — давно выработанное внутреннее чувство осторожности. Как будто все было спокойно, но дополнительная проверка никогда не бывала липшей. Наконец он свернул с аллеи по тропинке направо, прошел еще немного среди старых могил и остановился у небольшого типового памятника со звездой. Здесь, за небольшой оградой, которую даже Феликс Захарович мог бы легко перешагнуть, стояла скамейка со спинкой, и Даниленко, положив цветы на могилу, присел. Надпись на памятнике гласила: «Синюхин Егор Алексеевич. 11.08.1922 — 23.08.1991».
Феликс Захарович сидел молча, поглядывая на памятник с каким-то непонятным неодобрением, изредка вздыхал и время от времени оглядывался. Время шло к полудню, небо было ясное, день выдался приятный.
Он услышал мягкое покашливание и обернулся. Грузный человек лет пятидесяти стоял позади него и насмешливо улыбался.
— Что, Феликс, потерял бдительность, а?
— Как сказать, — отозвался Феликс Захарович. — Вообще-то я твоих парней уже на входе определил. Один из них передатчиком воспользовался, я и понял, что ты уже поблизости.
— Сделаем замечание, — сказал мужчина, подходя. Он глянул на могилу, постоял молча.
— Кажется, он был твоим приятелем? — спросил он.
— Мы были друзьями, — ответил Феликс Захарович.
— Я слышал о нем, — сказал мужчина. — Легендарная личность была. Как он умер?
— Инфаркт.
— Он что, был связан с ГКЧП?
— Нет, — сказал Феликс Захарович. Мужчина глянул на него, усмехнулся.
— Ну-ну, — сказал он. — Если я сяду, эта лавочка не повалится?
Феликс Захарович молча подвинулся, и мужчина сел рядом. Достал пачку папирос, закурил.
— Слушаю, — сказал он.
— Все готово.
— Когда?
— В субботу. Он классно все продумал. Это мой лучший агент.
— Кто?
— Бэби.
Мужчина медленно выпустил струю дыма.
— В воскресенье они улетают.
— Ты сомневаешься в моем агенте? — удивился Феликс Захарович.
— Ты же сам понимаешь, первая часть операции подходит к концу, — сказал мужчина. — Сейчас очень важно не проколоться.
— Я это понимаю, — согласился Феликс Захарович. — Я только не понимаю, почему этот Кислевский оказался во главе списка. Я хорошо помню, его имя было во второй сотне. Это уже третий этап, а не первый. Что там произошло?
— Тебе это интересно? — спросил мужчина, стряхивая пепел.
— Да. Список был утвержден коллегией Суда.
— Кислевского поставили в первую очередь по личной просьбе Председателя, — сказал мужчина неохотно. — Мне самому это не слишком по душе, но тут какие-то финансовые интриги. Ты можешь выразить протест.
Феликс Захарович пожал плечами.
— Я не буду выражать протест, — сказал он. — Но мне это не нравится. Стоит один раз отойти от порядка, и начнется произвол.
— Речь идет о большой сумме денег, — сказал мужчина.
— Меня никогда не интересовали деньги, — буркнул Феликс Захарович.
— По окончании первого этапа соберется коллегия, — сказал мужчина. — Ты сможешь сказать там все что хочешь. Ты же знаешь, тебя уважают.
— Что слышно о расследовании?
— Они как-то вышли на информацию по складу. Теперь ищут. В общем, все по плану операции, разве что там примешался еще один клиент, который уже уложил троих человек из «Макарова». Он работает в той же манере, и его приплели к нашему делу. Ты не знаешь, кто это может быть?
— Нет. Чем это может нам помешать? Пусть ищут, этот парень поведет их за собой.
— А если это кто-то из наших парней работает самостоятельно? Ведь при такой системе контролировать их невозможно.
Феликс Захарович вздохнул, громко сопя носом.
— Вам лишь бы контролировать! Пойми ты наконец — это система безотказная! Эти убийства станут кошмаром московской милиции! Стоит завести бюрократию, и дело накроется в течение трех месяцев.
