Адамат говорил так торопливо, что ему даже не приходило на ум в чем-то уклониться от правды или откровенно солгать. Закончив рассказ, он уселся прямо на ступеньку лестницы. Его руки дрожали, он чувствовал себя опустошенным. Казалось, старость наконец-то настигла его и далеко обогнала истинный возраст.
Лорд Ветас с минуту обдумывал услышанное.
– И это все, чего вы добились за два месяца расследования?
– Больше не сделали бы и двадцать инспекторов, – прищурившись, ответил Адамат.
– Вы уверены, что ничего не упустили?
– Уверен. Я никогда ничего не забываю.
– Ах да. Вы же Одаренный. Расскажите мне подробней об этом… о надвигающейся гибели Адро.
Адамат очень устал. Он хотел сейчас лишь одного – поскорее забиться в щель.
– Я мало что знаю об этом. Существует пророчество о возвращении Кресимира. Считается, что его будут сопровождать большие разрушения. Это просто старинная легенда.
Лорд Ветас снова задумался. Еще раз приложил платок к горлу, вытирая кровь, затем надел шляпу.
– Я еще вернусь, – сказал он на прощание. – И надеюсь, что к этому времени вы приготовите для меня более интересные новости. Иначе…
Он не договорил, но бросил многозначительный взгляд на коробку в кармане у Адамата.
Вытирая кровь с лица, Таниэль смотрел, как две женщины уносят труп молодого дозорного, с которым он минуту назад пил вино под защитой стены бастиона. Пуля пробила парню голову. Таниэль прикрыл глаза, пытаясь вспомнить его лицо, чтобы вечером нарисовать портрет.
Кровь была везде: свежая и старая. Алые брызги на земле и одежде Таниэля, высохшие ржавые пятна со всех сторон. Весь бастион пропах солью и железом. Тошнотворный запах смерти поднимался снизу вместе с клубами порохового дыма и набрасывался на Таниэля, перебивая все прочие ощущения.
Раненых кезанских солдат уносили со склона горы с пугающей скоростью. Их отбрасывали в сторону, как мешки с зерном, чтобы расчистить дорогу новым отрядам. Неделю назад кезанцы построили деревянный желоб, спускающийся к самой Мопенхаге. Специальная команда с обернутыми в льняные шарфы лицами складывала в него трупы и сталкивала жердями. Деревянный желоб давно уже окрасился в кроваво-бурый цвет. Таниэль даже не пытался представить, чем там пахло. Далеко внизу тела сваливали в огромные ямы.
Таниэль сел, прислонившись спиной к стене, прочистил ствол ружья и перезарядил его. На этот раз обычной пулей. «Красные метки» приходилось экономить. Ка-Поэль сидела рядом, одетая в длинный черный плащ и шляпу с широкими полями, от которых шальная пуля отхватила приличный кусок. Девушка обеспокоенно посмотрела на него и задумчиво покачала головой. Он приподнялся на колене и взглянул за стену.
Редуты пали еще несколько недель назад. Дозорные даже не пытались отбить их обратно. Кезанские солдаты прятались теперь за стенами и ожидали новых приказов. Один из солдат слишком далеко высунулся из укрытия. Таниэль тут же выстрелил. Тот вскрикнул, схватился за лицо и упал. Он покатился по склону, увлекая за собой двоих товарищей, за ноги которых ухватился, пытаясь остановить падение.
Даже если он выживет, то все равно останется калекой.
Таниэль выбросил из головы эту мысль и нагнулся, чтобы перезарядить ружье. В следующее мгновение пуля отскочила от стены как раз в том месте, где он только что стоял. Таниэль вздохнул и достал новый патрон.
– Найди мне Избранного, – велел он Ка-Поэль.
Девушка кивнула и выглянула из-за стены.
Проходила неделя за неделей. Кезанцы укрепились на склоне рядом с редутами. Одни насыпали бруствер и прятались за ним, другие лежали прямо в грязи за камнями и прочими укрытиями, какие только смогли найти. Затем подтянули наверх артиллерию. Останки изуродованных орудий Горного дозора сбросили вниз по склону, а на их место, под защитой заклинаний Избранных, установили свои. После бесчисленных попыток им удалось подготовить позиции, и теперь вражеская артиллерия обстреливала бастион по меньшей мере с пятнадцати выровненных площадок.
Каждые несколько часов кезанские солдаты атаковали бастион. Перед этим они собирались за укрытиями и готовили оружие к бою. Потом звучал рог, и они бросались вверх по склону, где их встречал губительный огонь. Таниэль видел предчувствие славы в глазах у офицеров, в которых он стрелял. Его уже тошнило от этой картины.
