— Это было, — признал Середин. — Таких красавцев я пару зим назад с десяток самолично завалил.
— Ва-Аллах! А я и не поверил! А верно ли сказывают, будто урусы все, как снег выпадает, товары свои на поляны выкладывают, а сами в землю зарываются, да спят до весны. Тем временем из западных земель купцы приходят, товары сии забирают, а свои оставляют. И обманывать никак нельзя, потому как ничего урусов не бесит сильнее, нежели пропажа добра своего. Они тогда насылают на воров проклятие, и у обманщиков тех встают из могил их предки, приходят к детям и душат их своими руками. А как задушат, так сразу на кости и рассыпаются?[9]
— Не, спать мы, конечно, любим, — не выдержав, расхохотался Середин. — Но не до такой степени. А что до добра нашего, то охотники до русской халявы долго обычно не живут. Обры про то рассказать могли бы, да не осталось ныне ни единого. Хазары еще могут — но уже не все, не все… Вот торков порасспросить еще можно. Но торопиться надобно, а то нынешним летом им тоже что-то в русских пределах понадобилось. Значит, не жильцы больше… Вот ты тоже мне ответь, мудрейший, правду ли сказывают, что у вас тут есть горы, в которых глубокие ущелья все самоцветами засыпаны? Но стены так круты и высоки, что не спуститься вниз человеку. Посему хитрецы хорезмские голубей с собой берут, брюшко им медом мажут и зерно вниз кидают. Голуби вниз за зерном летят, клюют, а как возвращаются — самоцветы-то им к животам и прилипают!
— Где такие ущелья? — насторожился Бади аз-Заман. — Я тоже туда хочу!
— И я хочу! — Чародеи расхохотались.
— А правду ли сказывают, северянин Олег, у вас такие холода, что вы птиц, дабы не кормить зимой, водой обливаете, они и застывают. И лежат всю зиму в кладовке, а по весне вы их оттаиваете и снова выпускаете?
— Правда. Только им сперва шею сворачивают и ощипывают начисто. И коли выпускают, то только в суп. А правда ли, что обитает у вас птица Рух, напоминающая видом орла. Имеет она размах крыльев в тридцать шагов. А каждое перо — двенадцать шагов в длину. Когда она голодна, то ловит слона, поднимает в воздух, после чего бросает вниз и лакомится.
— Правда. Однако же живой ее никто до сего дня не видел. Токмо кости находят в пустыне невероятного размера. Я сам видел и трогал. А скорлупа ее яиц в состав зелья входит, что бессмертие дарует. Я его дважды для эмиров Хорезма делал, и для Черного хана.
— И они стали бессмертными? — наклонился вперед Олег.
— То неведомо, — пожал плечами чародей. — Черного хана в битве зарубили, а эмира одного наложница задушила, другого на охоте застрелили. То ли по серне промахнулись, то ли дети наследства ждать устали…
Так, за мудрой беседой, они и провели вечер — плотно поужинали, выпили два чайника чаю, съели блюдце орехов и столько же фиников и инжира. Это длилось до тех пор, пока Олег не помянул про каменную ящерицу, что обитает где-то в здешних пустынях. Шкура ее так прочна, что невозможно пробить даже сталью, а сердце столь сытное, что человек, съевший его, способен месяц обходиться без пищи. Чтобы добыть это животное, его сперва подкармливают мясом с перцем. От перца ящерица начинает бегать с открытым ртом — тут-то в нее и стреляют из лука в рот.
— Сказывают, — зевнул разомлевший от угощения Середин, — доспехи из нее делать здешние воины желали, да токмо не разделать никак ящерицу. Шкуру-то ничем не порезать!
Тут хозяин вдруг хитро улыбнулся, встал с достархана и пальчиком поманил Олега за собой. Они вошли в дом, опустились в прохладный подвал, в котором по хлопку хозяина загорелись семь масляных светильников. Здесь под потолком во множестве свисали пучки трав, лягушек и ящериц, сохли в тонких сеточках пауки и скорпионы, мухи и куски коровьих лепешек. На полках вдоль стен, на лавках, на полу, на столе, под столом стояли сплетенные из соломы короба, кувшины, бурдюки, в углу неряшливой кучей были свалены рога: лопатообразные лосиные, ветвистые оленьи, закрученные в спираль сайгачьи. Все со следами попилов — видать, зелья от мужской слабости здесь в большом спросе.
— Смотри, — подманил к себе гостя чародей, открыл один из коробов, достал несколько кожаных лоскутов, выбрал один из них, в два пальца толщиной и около полуметра длиной, со следами клетчатого серо-черного окраса на внешней стороны. — Отрежь кусочек.
