— Теперь я совсем запутался, — сказал Норман.
Хорошо, подумал я. Мудрость начинается с путаных мыслей.
— Применение модели Юнга — это способ самонаблюдения в повседневной жизни.
— Как это происходит? — спросил Норман.
— Вступая во внешний мир, вы себя спрашиваете: «Как мне поступить в этой ситуации или с этим человеком? Что это даст? Действительно ли мои поступки и способ моего самовыражения отражают мои суждения (то есть мышление и чувствование) и мое восприятие (то есть ощущение и интуицию)? А если нет, то почему? Какие комплексы активно воздействуют на меня? На что именно? Как и почему у меня все запуталось? Что это говорит о моей психологии? Что я могу с этим сделать? Что я хочу с этим сделать?»
Норман задумался.
— А что вы скажете об интроверсии и экстраверсии? — спросил он.
— Хороший вопрос. Это два совершенно противоположных способа адаптации к миру. Интроверт нетороплив и погружен в себя; экстраверт открыт и всегда готов действовать, любит встречаться с людьми. — Я задумался. — Это слишком грубое упрощение; лучше почитайте Юнга.
— Как вы думаете, понимание типологии помогло бы мне и Нэнси? — спросил Норман.
Я кивнул.
— Возможно. Все может быть. Вы можете подумать об этом, имея в виду ваших детей. Иначе у вас могут появиться ожидания того, что просто не может случиться.
Норман сложил свои записи в папку, собираясь уходить.
— У вас есть друзья, которые никогда не слышали о типологии Юнга?
— Да, конечно.
— Как вы их терпите?
Я пожал плечами:
— Я играю с ними в покер. И выигрываю.
Норман положил мою книгу о психологических типах в свою папку. В дверях он остановился.
— Итак, по вашему мнению, к какому типу отношусь я? спросил он.
Я ждал этого. Норман захотел сэкономить на своей работе.
— Я не знаю. У вас не наблюдается явно выраженных функций. Вы еще воплощаете в себе кастрюлю кипящего супа.
Он вздрогнул.
— Только не принимайте это на свой счет. — Я пожал ему руку. — Такими являются подавляющее большинство людей.
Всю последующую ночь я мысленно возвращался ко времени, когда жил с Арнольдом в Цюрихе. Общаясь с ним, я приблизительно столько же узнал о типологии, сколько читая Юнга.
Арнольд был восторженной интуитивной личностью. Когда он приехал, я встретил его на станции. Это был третий поезд, который я встречал. Соответственно типу своей личности, в своем письме он не указал номер поезда. Соответственно типу своей личности, я его ждал.
— Я снял дом в деревне, — сказал я ему, взяв его чемодан. Замок на чемодане был сломан, а стягивающие ремни разорваны. Одного колесика не хватало. — Двенадцать с половиной минут на поезде, который никогда не опаздывает. В доме зеленые ставни и обои в горошек. Хозяйка была очень добра, и мы можем изменить обстановку в комнате так, как хотим.
— Отлично, — отозвался Арнольд, держа газету над головой.
Дождь лил, как из ведра. Он был без шляпы и забыл взять с собой плащ. Слава богу, на нем были шлепанцы. Мы не могли найти его багаж, так как в соответствии с регистрацией, его должны были доставить в Люцерну.
— Что Люцерна, что Цюрих, — это все равно Швейцария, сказал он философски.
Сначала это меня немного изумляло. В то время мы еще не слишком хорошо знали друг друга. Я не знал, что от него можно было еще ждать. У меня еще никогда не было таких близких отношений ни с одним человеком… скажем, так не похожим на меня.
Для Арнольда время не значило ничего. Он пропускал поезда, не обращал внимания на условленное время встречи. Он всегда опаздывал на занятия, а когда, наконец, нашел себе подходящую комнату, то не знал, о чем писать. Был ли у него целый чемодан денег или не было ни гроша, — все равно у него никогда не было никакого бюджета. Он был не в состоянии отличить запад от востока и мог потеряться в любом месте, выйдя из дома. А иногда и внутри дома.
— Нам нужна собака-ищейка, — пошутил я.
— Нет, не нужна, пока ты продолжаешь бродить вокруг, ухмыльнулся он.
Он оставил гореть плиту на всю ночь. Он никогда не гасил свет. Пока он сидел на пороге и созерцал небо, все кастрюли выкипали, мясо превращалось в угли. На кухне всегда стоял запах горелых тостов. Он терял свои ключи, свой бумажник, свои учебные записи, свой паспорт. Я ни разу не видел его в чистой рубашке. В своей старой кожаной куртке, мешковатых джинсах и разных носках он был похож на лодыря.
