Для Кришны бессмысленно не только счастье, но отречение от счастья также бессмысленно. Кришна понимает бессмысленность намного глубже. Попытайтесь понять это.
Если я привязан к чему-то, то это означает, что это имеет смысл для меня. Если я отрекаюсь от этого, то тогда также, в отрицательном смысле, это тоже имеет для меня значение, потому что мне кажется, что я буду страдать, если не откажусь от этого. Я не говорю, что саньяса Махавиры и Будды проистекает из страдания. Я совершенно не это имею в виду. Их саньяса проистекает из состояния счастья. Они оставили это счастье в поисках высшего счастья. Поэтому в этом смысле есть разница между ними и Кришной. Кришна не отказывается от этого счастья в пользу какого-то высшего счастья, скорее, он использует это счастье для того, чтобы достигнуть большего счастья, которое мы зовем блаженством. Он не видит никакого противоречия между двумя типами счастья, высшее счастье - это лишь расширение низшего счастья. Высшее счастье - это лишь расширение низшего. Блаженство, согласно мнению Кришны, не противоположно счастью этого мира, это высшее проявление той же музыки, того же танца. Для Кришны счастье содержит некоторые основы блаженства. Человек может испытать небольшие проблески блаженства тогда, когда счастлив. Счастье - это начало блаженства, блаженство - это высшее выражение счастья.
Исходя из состояния счастья, Будда и Махавира приняли саньясу, это так, но они продолжают делать упор на отречении, они отреклись от мира, они оставили его. Отречение - это их лозунг, и этот лозунг приобретает большое значение для мазохистов. Будда и Махавира оставили мир из-за скуки, но мазохисты думают, что они сделали это из-за страдания и боли. Мазохисты также дают свои интерпретации Будды и Махавиры. Не только Кришна, но даже Будда и Махавира страдали от мазохистов. Несправедливость в их отношении, хотя и в меньшей степени, коснулась этих двух светил, также как и Кришны. Мы несчастливы. Когда мы оставляем мир, мы делаем это из-за того, что несчастливы. Будда и Махавира, однако, оставили мир из-за счастья. Поэтому есть разница между нами, с одной стороны, и ими, с другой, потому что причины нашего отречения отличны. Будда и Махавира были саньясинами, выросшими из богатства, но, тем не менее, есть четкое отличие между Буддой и Махавирой, с одной стороны, и Кришной - с другой. Отличие в том, что тогда как Будда и Махавира отрицают счастье, Кришна не отрицает его. Кришна принимает то, что есть. Он не считает, что счастье достойно того, чтобы от него отрекаться или потворствовать. Он не относится к счастью как к чему-то, что достойно отречения. Он не стремится ничего менять в жизни ни в малейшей степени, он принимает ее полностью.
Факир сказал в своей молитве: «О Господь, я принимаю тебя, но не твой мир». Фактически, каждый факир говорит: «О Господь, я принимаю тебя, но не твой мир». Это противоположно той позиции, которую занимают атеисты. Атеист говорит: «Я принимаю твой мир, а не тебя». Поэтому теисты и атеисты - это две стороны одной и той же монеты. Теизм Кришны совершенно другой. На самом деле, только Кришна - настоящий теист: он принимает все, что есть. Он говорит Богу: «Я принимаю и тебя, и твой мир». И это принятие такое полное, такое обширное, что трудно понять, где заканчивается мир и начинается Бог. Мир, на самом деле, есть продолжение Бога, а Бог есть внутреннее существо, спрятанное в этом мире. Различие между миром и Богом именно таково.
Кришна принимает целое. Важно понять, что Кришна ничего не оставляет - ни счастье, ни боль. Он не отрекается от того, что есть. Вопрос об отречении у него не возникает.
Если мы сможем понять правильно, мы увидим, что индивидуальность, эго, я, начинается с отказа, с отречения. Как только мы отрекаемся от чего-то, проявляется наше я. Нас не будет, не будет нашего эго, если мы не будем ни от чего отрекаться. Трудно найти такого, в ком эго меньше, чем у Кришны. Он полностью лишен эго. Из-за того, что у него нет эго, он может совершенно просто говорить те вещи, которые кажутся проявлением эгоизма. Он говорит Арджуне: «Оставь все и предайся мне, припади к моим стопам». Это кажется проявлением огромного эгоизма. Какие еще слова могут показаться более эгоистичными, нежели: «Оставь все и припади к моим стопам». Ирония в том, что эти слова, которые кажутся очевидно эгоистичными для обычного ума, подобного нашему, не кажутся таковыми самому Кришне. У него, по крайней мере, столько же разума, как и у нас, он бы мог понять то, что это проявление эгоизма. Но он говорит об этом с такой простотой, невинностью и спонтанностью. Только такой человек, который ни в малейшей степени не осознает свое я и себя, может заявлять об этом.
