— Ну, что там? — послышался голос майора.
— Он, по-моему, себе тут эту… невесту нашел, — ответил сапер. Рядом с ним показались майор и Комиссаров.
— Вот и наш раненый, которого воздух засек… — разочарованно протянул майор. И вдруг добавил без всякой связи: — Заберу я его у тебя. Такие собаки на вес золота. А ты! Не кормишь его, что ли?
— Нельзя забрать, товарищ майор, он у нас, кажется, хозяина ждет. Знаете, как колонны разглядывает! А если чужая беэмпешка заедет — всю обнюхает. Ищет кого-то. Есть совсем перестал…
— Я тоже займусь поисками его хозяина. Найду! Потом перетащу к себе, чего бы это ни стоило. Вот так! Ты пока его береги. Если что с ним случится — голову сниму.
Такая убедительная сила звучала в голосе майора, что Комиссаров понял: разлука с овчаркой неизбежна.
— Идем, Крез, — тихо сказал он.
Амур зарычал.
— Он теперь без своей… ни за что не пойдет, — сказал сапер и покраснел. — У нас в саперной школе таких собак кормили на кусках взрывчатки. Рефлекс у него вырабатывается: взрывчатка — пища. Они же не от сознательности мины ищут, а в соответствии с выработанным рефлексом. Я вообще удивляюсь, что он у вас что-то ел…
— Ко мне, Крез! — еще раз крикнул ефрейтор. — Рефлексы у него…
— Ладно, не шумите, а сегодня же ужин поставьте на разряженную мину. Вам прислать или сами найдете, ефрейтор? — Майор спрыгнул в расселину. — Когда-то я в этом деле разбирался… Я имею в виду собак. Подвинься, Крез, дай-ка взгляну…
Амур доверял этому властному, уверенному человеку и безропотно позволил ему подойти.
— Царских кровей красавица, — заявил майор. — Помесь афганской борзой и дворняги. Недоглядел хозяин борзой, недоглядел… Знаете, ефрейтор, когда-то за вывоз борзой за пределы страны в Афганистане полагалась смертная казнь! Есть вкус у твоего Креза. Ослабла от голода очень, да еще контузило, но здоровая, судя по всему… Можете взять с собой. Нашему Крезу сейчас лишние стрессы ни к чему! Досталось ей! Полукровок никто не любит. Особенно таких, полуаристократов…
— Царских кровей!.. — ворчал ефрейтор, беря борзую на руки. — Скажут тоже! Царица Тамара, Клеопатра или эта… как ее там, Маша Стюарт!
В отсеке она дрожала всем телом, тоскливо озиралась. Амур же, напротив, приосанился, и, хотя не глядел на борзую, было заметно, что именно для нее он так непринужденно развалился в этой грохочущей, лязгающей, душной тесноте, полной чужих запахов, среди ящиков с патронами, тросов, кусков промасленного брезента. Всем своим видом он старался успокоить ее, понимал, что нужно как-то показать ей все прелести жизни в этом гарнизоне, успокоить, заставить поверить в доброту окружающих ее теперь людей.
Как только приехали и заглушили мотор беэмпешки, Амур с удивлением увидел, что борзая выбралась из душного отсека и, сгорбившись, затрусила через палаточный городок к реке. Она не вошла в воду, остановилась на берегу, выбрав место посуше, долго лакала воду, потом улеглась на камнях в тени. Насторожив уши, Амур глядел на нее и думал: «Что же она, собирается здесь торчать все время?»
— Товарищ прапорщик, — услышал он голос Комиссарова. — У нас прибавление: Крез себе подругу привел!
— Где же они?
— Мыться потащил. Говорят, она благородных кровей. Помесь местной борзой и дворняги. Клеопатра!
— Ну нет! С остатками феодализма покончено. Ни слова о благородном происхождении! А вот если у нее один из родителей в самом деле дворовый кишлачный пес, дело другое. Тогда ей найдется место в нашем здоровом пролетарском коллективе! И никаких Клеопатр! Будет просто Клепа! Ясно?
— Так точно!
— Приводите себя в порядок, отдыхайте…
Амур услышал, как Комиссаров зашел в палатку, потом его сапоги гулко затопали по тропе к берегу.
— А! Вы здесь! — с оттенком ревности сказал ефрейтор, увидев собак на берегу. — Ну-ну… Приводите себя в порядок, отдыхайте.
Амур уловил, что Комиссаров чем-то недоволен, подошел к ефрейтору, расстегивающему ремень, и подал левую лапу.
— Мы вроде здоровались, — хмуро пробурчал тот. — На кой тебе эта красавица? Тощая, облезлая… Нас на бабу променял?
Амур виновато вздохнул, словно говоря: «Сердцу не прикажешь!»
