— Прекрасно! — сказала Мурашова.
Гомозов с улыбкой отметил про себя вдруг мелькнувшую учительскую интонацию. Он в бытность председателем Совета заходил иногда к ней на уроки. Обычно она так выражала удовлетворение хорошим ответом.
— Прекрасно! Очень важно, что жители Поречного почувствуют облегчение, когда вы ликвидируете этот белый очаг. Такой пример активной борьбы сильнее всякой агитации. Только один совет, — добавила она тихо, — будьте, пожалуйста, осмотрительней… Вернее, расчётливей, что ли… Драться с вооружёнными карателями, которые могут оказаться в доме попа, — дело особенно опасное. А вы, партизанский командир, совсем не умеете себя беречь… Из ленинского лозунга «Победа или смерть» оставим для себя первое — победа, а смерть пусть врагам достаётся, верно? — пошутила она.
— Спасибо за душевность, Анна Васильевна, — так же тихо ответил Гомозов. Подумал с нежностью и болью: «Как же ты, товарищ, ходишь одна по дорогам и сёлам? В любую минуту могут узнать враги, и тогда — страшно представить, что сделают. Но ведь ходишь, не боишься…» Вслух, однако, больше ничего не сказал, постеснялся.
Кроме встречи с Гомозовым, у Мурашовой было в Поречном ещё одно дело. По заданию укома она в крупных сёлах создавала опорные группы для подпольной работы. Важно было найти одного-двух абсолютно надёжных людей. А уж они подберут себе товарищей, которые и знать о ней, Мурашовой, не будут. Этого требовала конспирация. Посоветовалась с Гомозовым о Байкове Егоре Михайловиче, хозяине дома. Человек более чем надёжный. Кремень. Но только следует ли ему быть руководителем группы? Пусть лучше о нём никто, кроме разве ещё одного человека в селе, не знает.
Гомозов согласился. Вторым он предложил Корченко Карпа Семёновича, регента церковного хора.
— За него могу тоже поручиться. Кстати, кое-какие сведения о Масленникове, попе, хочу у него спросить.
— Давайте заодно. Сейчас же и пойдём.
— Зачем ходить? А связные-разведчики у нас на что? — и, подмигнув лукавым жёлтым глазом, Гомозов распахнул дверь на лестницу.
Костя, который сидел, уронив голову в колени, тотчас вскочил.
— Вон оно что… Значит, мы с тобой вместе, Костя? — дружески улыбнулась ему бывшая его учительница. — Так. И отметки вместе будем получать…
— Вот что, сынок, — сказал Гомозов, — сбегай к Корченкам да вызови сюда Карпо Семёновича. Только на всю улицу не шуми. Крадчи в окошко стукни, понял? Ну, сам знаешь. Скажи, пусть живёхонько здесь будет, ждём, мол.
Толпятся люди возле церкви и дома священника. Гомонит молодёжь. Тянут головы любопытствующие бабы. Тут и Костя со своей гармошкой. На нём новая шапка, аккуратный зипунчик перехвачен пёстро вытканной опояской: не куда-нибудь, на свадьбу пришёл.
Только что окончилось венчание. Костя видел, как из церкви валил народ, как вышли бывшие жених с невестой, а теперь — муж с женой, «молодые». Лизка в подвенечном наряде почему-то кажется старше и от этого ещё больше похожа на мать, чем всегда. Лицо у неё как будто испуганное. Надо лбом беспомощно дрожат белые шарики восковых цветочков. Только накрахмаленная фата за спиной от макушки до пят топорщится крылато и празднично.
В жениха Костя вглядывается особенно внимательно: надо запомнить карателя, чтоб, если придётся, узнать и ночью. Вот он какой. Высокий, гибкий, узко перетянутый в талии. Блестят лаковые сапоги на стройных пружинящих ногах, блестят погоны. На смуглом нежно овальном лице под высокими полукружьями тёмных бровей холодно светятся зеленоватые, с тёмными точками глаза. Оглядели как бы сверху всех вокруг, и маленький рот капризно сморщился, будто раскусил что-то очень кислое и только удерживается, чтобы не сплюнуть.
Костя вспоминает того офицера, что замучил Колесова, — нет, не похож на него Граев! Тот краснорожий, страшный, а этот красивый. А если бы этому красивому попался сейчас дядя Пётр или Игнат Васильевич? Или сказали бы ему, кто выпустил партизан из холодной? Костя даже зажмурился от того, что представилось ему.
Молодые сели в нарядный тарантас, запряжённый тройкой украшенных лентами коней, за ними ещё коробки, линейки, в которые уселись военные — много военных, отметил про себя Костя, — дочки из богатых семей Поречного и какие-то ещё чужие гости, и покатили… В дом невесты поехали от венца.
