Вся жизнь — боевая страда: Походный разбить бивуак, Стеной обнести города, Добыть больше шлемов и шпаг — Господь, не неволь Ждать лучшей из доль: Любовных услад Мне слаще звон лат.
Бертран де Борн (1140 — ок. 1215)[116]
Небо хмурилось по-осеннему. В войске крестоносцев царило ликование. Всего несколько дней похода, и такая богатая добыча! Сразу отяжелевшее и неповоротливое войско медленно двинулось в обратный путь из разоренного края. Полки далеко растянулись вдоль дороги. Временами моросил мелкий дождик. Веселье в рядах крестоносцев не утихало. Громкие разговоры, смех. Только и было слышно:
— Язычники получили хороший урок!
Бертран де Борн — провансальский рыцарь и трубадур. Участвовал в многочисленных междоусобных войнах.
— Да, Бог покарал их за то, что не хотят признавать света истины.
— Вот, смотри, какое ожерелье. Я отвезу его своей невесте.
— Теперь можно с чистой совестью возвращаться в Германию. Никто не сможет упрекнуть нас в трусости.
— Мы сослужили хорошую службу Господу нашему!
— Теперь я смогу построить новый дом на родине. Кто-то в рядах крестоносцев завел веселую песню.
Ехавшие рядом подхватили ее.
Напряжение нескольких дней сменилось благодушной расслабленностью. Самое трудное осталось далеко позади. Медленно шло войско. Позади тянулись толпы пленных, пастухи гнали табуны литовских коней.
После нескольких переходов латгальские полки покинули войско, повернув в свои земли. В Риге им нечего было делать. С ними ушли восвояси и эсты. Остальные продолжали путь. Впереди показалась река. Надо было найти брод и переправиться через нее. А там и до владений ордена рукой подать.
Однако Фольквин все время был мрачен. Тревога не покидала его. По обеим сторонам дороги потянулась скучная и однообразная равнина с болотами, поросшими кустарниками.
— Как называется эта местность? — спросил граф Даннен-берг, подъехав к магистру.
— Кажется, Соуле или Сауле. Не скажу точно. Скорее бы проехать ее.
— А что так? Ведь все идет отлично. Поход удался!
— Вот именно, — заметил Фольквин. — Глупо воевать в болотах.
— Воевать? Да язычники еще долго не опомнятся от разгрома!
— Вы их не знаете. Возможно, они собираются с силами.
Вдали показался поросший кустарником берег небольшой реки. Из-за деревьев вынырнула кучка всадников. Старший дозора, ехавший впереди войска, развернулся, резко пришпорил коня и на всем скаку подлетел к магистру.
— Неприятель! — крикнул рыцарь, указывая в сторону реки. Но в предупреждении уже не было необходимости. Все прекрасно видели, как вдоль берега носились многочисленные конные отряды литовцев.
— Литовцы! Литовцы! — гулом разнеслось среди крестоносцев.
Фольквин понял, что путь назад отрезан. Этого он и опасался. Недаром враг поджидал именно здесь. По краям дороги болота. Повернуть назад невозможно — это путь по сплошному пепелищу. А обозы тяжелые, тысячи пленных,
Веселье крестоносцев сменилось тревожным недоуменьем. Все было хорошо. Казалось, вот она — птица удачи. Добыча в руках. И вдруг они оказались перед лицом большого вражеского войска. Что же теперь, биться?
Фольквин решил: надо прорываться вперед к Риге. Несмотря на тревогу в душе, он верил в мощь рыцарства. Он собрал предводителей всех полков:
— Настал час битвы! Единственный выход — сразиться сейчас с врагом.
Но рыцари заупрямились. Фон Хазельдорф воскликнул:
— Разве это место для битвы? Нам нужно отойти на более удобные позиции. Вся сила нашей конницы здесь теряется.
Фольквин вскинул голову:
— Я говорил вам об этом в Риге. Но куда отходить? Обратно в литовские леса, в разоренный дочиста край, да еще с неприятелем за плечами? Нет. Мы должны собрать все силы в кулак и навалиться на литовцев всей мощью. Как только сомнем первые ряды неприятеля, бой, считай, выигран. Нам только бы прорваться к броду. А дальше спокойно продолжим свой путь. Часть войска будет сражаться в пешем строю.
Но рыцари не соглашались:
— Что, нам пешими драться? Как мы без коней? Кто мы тогда?
И куда только девался недавний боевой пыл? У многих в тот момент в мыслях было: «С чем же мы вернемся, что привезем домой, в Германию?»
