— Стойте, стойте! У нас же барон есть! А пусть и правда нас защитит, а? Ведь ента нечисть раньше полуночи точно не вылезет… Может успеет?
— Да что он смогет-то один? Дружина вон приходила, и что? Все седыми ушли, да половина заики таперича. А вторая половина до сих пор в портки прудит!
— Просто нельзя поминать ее, на погосте-то! Все ведь знают!
— Да еще и на ночь глядя…
— Ну, сделанного, не воротишь…
— Таперича точно придет. Ну, Любимка, выдрать бы тебя… Че? Хворостиной, я имею ввиду!
— Сэр, а Сэр… Тут такое дело…
Но умный рыцарь снова все понял заранее. Какая-то нечисть, селянам жить мешает. Ранее, в своем мире, он нечисти помимо еретиков, колдунов, да ведьм не встречал. Но точно знал — есть она. Все время о ней святые отцы рассказывали, да предостерегали… И вот, сподобил Господь! Одолеет он нечисть поганую, и пейзанам поможет, и во славу Господа подвиг свершит, и наказ Боромира выполнит… И, может, одарит его Дева Мария за усердие очередным ту-ду-ду. Очень уж барону понравилось чувство, которое в комплекте с ту-ду-ду идет.
— Рассказывайте! — потребовал, гордо подбоченившись, барон. — Борьба с нечистью — наипервейший долг крестонесущего рыцаря!
Селяне же, как то с сомнением посмотрели на босого, пушистого, человека. Одно дело дьяку в морду дать, а другое… А хотя, чего мы теряем, подумали они хором. Как это можно — подумать хором, объяснить сложно, но у местных получилось.
— Так вот, тут такое дело… — вперед снова вышел толстяк, которому юс прайм ноктис был интересен. — Староста наш, запропастился куда-то. С обедни не видать, а то б мы к нему сразу, первым делом, ага… Общинные дела, энто он решает, но кады не могет — я за него. Митрофан Силович я, значится. И вот, хочу тебя попросить, Сэр, раз уж ты бароном работаешь… Селенье наше защити, а? А уж мы не поскупимся, энто… отблагодарим… за энто… значица…
Селяне закивали, соглашаясь. Над головами, даже у тех, у кого ранее не было, появились желтые загогулины с точками.
Константин хмыкнул и уже привычно нажал подушечку с двумя буковками. Кнопку да, поправил он себя.
Загогулины резко сменили цвет, из желтых став бледно синими. А перед глазами рыцаря побежали строчки, но он не обращая на них внимания обратился к заместителю старосты.
— Что за нечисть-то? Искать где? Вообще, расскажи все, о ней.
— О нем… Но, энто, имя я его говорить не буду… Здеся… Вон, вякнула одна, и то боимся теперь… У прошлый раз, такое было, такое… Вот выйдем за погост — там и скажу. А вы, други, расходитесь… Да хорошенько помолитесь за упок… Хмм… во здравие смелого Сэра. Ему сегодня любая подмога сгодится, даже малая… Вы энто и сами знаете…
И повел, мало что понявшего Константина, прочь из селенья. Крестьяне, тоже, кто поодиночке, кто малыми группами, стали расходиться. Причем, как-то грустно, будто извиняясь, поглядывали на барона. Видно было, жалеют уже, что невинного человека на такое опасное дело подрядили.
— Лихоман, тьфу на него, энто чудищ такой… — стал объяснять Митрофан Силович, когда от блжайшей избы уже шагов пятьдесят было. — Живет на старом кладбище, еще прапрадедами нашими заброшенном… И проклятом. Потому, заброшенном, что никто не помнит ужо, кто именно там похоронен. Но померли они давно, а значитца, не по-христиански погребены. Ни одного креста на том кладбище нету, лишь плиты каменные да булыганы с закарюками странными-позабытыми. И плиты эти каменные, будто домики установлены, а внутри покойники… С косами. Иногда, ночами безлунными, когда не спится им, выползают они оттуда и стоят вдоль дороги… Многие их видели, тут главное не подходить, и не заговаривать… А то с собой утащут. Вручат косу… И будешь тоже… с ними… стоять… В тишине. Тоске. И энтой… маниакальной депрессии, вот.
— Так у вас не одно тут чудище? Еще и умертвия водятся? А куда же церковь смотрит? А барон ваш? — Константин, прямо в ярость пришел. Да как они допустили! Нет, ну вот тебе и православные! На его землях никогда такого безобразия не было, чтоб мертвые, да с косами, да еще и в депрессии, прости Господи… что это значит то? Наверное, саван такой. — Нужно священника, срочно! Пусть упокоит усопших!
