— Нет! — услышала я его крик — такой жуткий, будто его пронзили мечом.
Когда я подъехала, брат Эдмунд, не таясь, плакал. Рядом с ним собрались горожане: две женщины, старик и мальчик — все они явно были озабочены состоянием путника.
Я подбежала к нему и взмолилась:
— Ради Спасителя, скажите, что случилось?
— Мальмсбери уничтожен, — с трудом проговорил он.
Я заглянула в арочный вход. За стеной растянулся великолепный монастырь с округлыми башнями и колоннами, но громадный шпиль лежал на земле, и на его месте зияла дыра. Переднюю часть монастырского здания, похоже, уже разобрали. Рядом лежала груда кирпичей. Кирпичами были нагружены и две телеги. Неподалеку я увидела вырытую яму.
— Мы опоздали, — сказал брат Эдмунд. — Монастырь разрушили.
Одна из женщин подтолкнула меня локтем.
— Но монастырь никто не разрушал, госпожа, — сказала она.
Брат Эдмунд услышал ее.
— Что вы хотите сказать? Разве это сделано не по приказу уполномоченных короля?
— Нет, сэр, — ответила она. — Уполномоченные и впрямь приезжали, чтобы составить отчет, но монастырь они не закрыли. Шпиль обрушился во время ужасной бури много лет назад.[38] Еще до моего рождения. А теперь вот решили разобрать поврежденные части — на то, чтобы восстановить, как было прежде, денег нет. Но задняя часть уцелела, монастырь не тронут. Тут хранятся все наши летописи, есть настоятель и монахи. — Она помолчала. — Вы слышите пение?
— Я ничего не слышу, — подавленно произнес брат Эдмунд.
Женщина подняла руку, призывая нас к тишине. И тогда мы и в самом деле услышали из-за стены прекрасные звуки: гармонию множества гордых голосов, ибо как раз был час вечерней службы.
Женщина повернулась к брату Эдмунду:
— Так что вы совершенно напрасно расстроились, сэр.
Другие горожане тоже попытались приободрить его.
— Наши замечательные монахи по-прежнему с нами, — сказал старик. — Монастырь Мальмсбери вас не разочарует.
Я давно не видела такого сострадания со стороны совершенно чужих людей. И мой спутник тоже был явно тронут их участием.
— Ах, спасибо вам, добрые христиане, спасибо, — поблагодарил их брат Эдмунд и перекрестился. Он прошел под арку на лужайку монастыря.
Я поспешно дала Джону и Луке несколько монеток, велев им поужинать самим и покормить лошадей.
— Узнайте, есть ли здесь в городе гостиница, и возвращайтесь через три часа.
— Но к тому времени будет уже темно, — возразил Джон. — Что мы станем делать, если гостиницы тут нет?
Я не ответила — повернулась и пошла через лужайку за братом Эдмундом. Упавшие кирпичи трудно было заметить в сгущающейся темноте, и я, споткнувшись об один из них, упала, ударилась правым коленом и тут же почувствовала, как растекается по ноге теплая кровь.
— Подождите меня, брат, — попросила я, стараясь не обращать внимания на боль.
Он остановился у открытой двери сбоку здания и в то мгновение, когда я подошла к нему, неторопливо сняв шапку, обнажил тонзуру.
— Здесь, перед Богом, я не хочу выдавать себя за кого-то другого.
— Мы не знаем здешнего настоятеля, не знаем, можно ли ему доверять, — остерегла я его.
Брат Эдмунд закрыл глаза и прислушался к песнопению, доносившемуся из глубин монастыря.
— Разве это не прекрасно, сестра Джоанна? — вопросил он. — Вы не чувствуете себя так, будто мы пришли домой?
— Я рада снова слышать службу, — осторожно ответила я.
Что-то в этом изящном, полуразрушенном монастыре настораживало меня.
— Я бы хотел исповедоваться, пока мы здесь, — сказал мой спутник, заглядывая внутрь. — Я давно не исповедовался, а грехи мои велики.
— Вы наверняка преувеличиваете, брат Эдмунд.
Он уперся рукой в стену монастыря, словно ища опоры.
— Я должен кое в чем вам признаться, сестра Джоанна.
— Я слушаю.
Он отвернулся к двери и сказал:
— Я возжелал вас прошлой ночью. За всю свою жизнь я ни разу не был с женщиной, но вчера в той комнате испытал сильное искушение. Я должен сказать об этом, прежде чем мы войдем внутрь. — (Я посмотрела сбоку на его худое чувственное лицо.) — Поэтому я и ушел из комнаты и был так холоден с вами сегодня утром, — запинаясь, проговорил он. — Понимаю, это несправедливо. Вы не сделали ничего плохого. Я очень слабый человек — мы с вами оба знаем это. И все же ваши благочестие и вера в меня поддерживали меня в последние недели. И клянусь вам жизнью, что никогда не обману вашего доверия.
