– А кто на Синеокова? – подзудил Фалалей.
– Не сбивайте меня с толку! – Лиркин набросился на фельетониста. – И вы не без греха! Шляетесь по полицейским, ручкаетесь с жандармами и городовыми… Не исключаю, что вы знали о замысле негодяя – и скрыли ото всех!
– Я тоже думаю, что я невинная жертва, – Синеоков скривился, подмигивая Даниле и указывая взглядом на рюмку.
– Антон Викторович, – госпожа Май поморщилась, – выдайте пострадавшим по пятьдесят рублей на лечение. Проведите как безвозмездную ссуду.
– Будет исполнено, Ольга Леонардовна, – Треклесов вытянулся. – Надо бы доставить их домой. Послать Данилу за извозчиком?
– Что? – Лиркин надменно оглядел собравшихся. – Вам так не терпится от меня избавиться, что даже на общий сбор не хотите оставить? Вы же видите, я жив и здоров! И с головой у меня все в порядке!
– Вы нам надоели, господин Лиркин. – Аля повернулась и с досадой выскочила из приемной.
– Да кто она такая? – взвился Лиркин. – Я ей надоел! Пусть убирается! А я останусь! Останусь – и все! Никому не удастся выжить меня из «Флирта»!
– Вам надо лечиться, господин музыкальный обозреватель, а мне ваши вопли слушать некогда, работать надо. – Сыромясов вздохнул и тоже вышел вон.
– Леонид Леонидович, дорогой, милый вы наш, вы недооцениваете последствий нападения. – Ася едва не плакала, хотя только что выпила валерьянку, невостребованную потерпевшими.
– Давайте без намеков! Я не сумасшедший! – пробурчал Лиркин себе под нос.
– Вы для меня более не существуете, господин Лиркин, – растерянный Платонов, вновь обрел дар речи. – Вы для меня – пустое место.
С брезгливой гримасой он гордо прошествовал мимо сопевшего и раздувавшего ноздри Лиркина в коридор.
– Собрание отменяется, – заявила Ольга Май. – Прошу всех явиться завтра в положенное время и в спокойном состоянии.
Лиркин, казалось, только этого и ждал. Он сжал кулаки и выкрикнул вслед удаляющейся Ольге:
– Да ведь они только этого и добивались! Специально сорвали нормальную работу, чтобы всем было удобней следить за Эдмундом! Сговорились ходить за ним по пятам и меня подбивали.
Ольга обернулась в дверях, внимательно посмотрела на Лиркина и, ни слова не говоря, скрылась из виду.
– Самсон, бежим скорее из этого ада, – Фалалей, сохранявший благоразумную сдержанность, тронул стажера за рукав. – Уносим ноги, пока она не передумала.
– А куда? – спросил Самсон, собиравшийся провести день в редакции, чтобы овладеть хотя бы некоторыми навыками журнальной технологии.
– Неважно. На улицу, на свободу, – фельетонист настойчиво подталкивал юнца к дверям. – Асенька за болезными присмотрит, а нам и так есть чем заняться. Еще конь не валялся в моем фельетоне. А ты, ты уже написал свой шедевр?
– Нет, времени не было, – откликнулся Самсон, ныряя в свою буфетную.
Там он вытащил пистолет из баула и опустил его в карман, на всякий случай. Наскоро натянув на себя пальто, шапку и на ходу заматывая шарф вокруг шеи, он выскочил за Фалалеем на лестницу. Они кубарем скатились по ступенькам и оказались на воздухе. Морозная сырость окутала их.
– Уф, – вздохнул Фалалей, и изо рта его вырвалось облачко пара. – Вот так всегда: переругаются, перегрызутся. Славы им мало. Как только Ольга выносит их дрязги?
Самсон вышагивал рядом с другом, и мысли его были уже далеко от происшедшего. Он подозревал, что стал игрушкой чужих амбиций и интересов.
– Кстати, дружок. – Фалалей толкнул его локтем. – А ты не знаешь, за что этих дураков побили?
– Знаю, – ответил Самсон, – за мой дебют во «Флирте». Ольга показывала мне письмо с угрозами избить Золотого Карлика и Нарцисса.
Фалалей расхохотался.
– Вот здорово! Получается, что ватага макаровских извозчиков подстерегла авторов байки в засаде. Они, глупые, решили, что Лиркин – это и есть Золотой Карлик, а женоподобный красавец – Нарцисс? Вот потеха!
– Я же не специально, сам понимаешь. И на меня могут напасть, если разберутся…
– Понимаю, братец, что зелен ты еще, и шишек набьешь немало. А ведь я с утра сегодня Макарова навестил. Лютует деляга! Вот что значит популярность!
– Неужели он так популярен в столице? – изумился Самсон. – Я в Казани никогда о нем не слышал!
