Он шел вниз по Тверской, увешанной растяжками, и снисходительно читал рекламные слоганы, которые в обыкновенное время раздражали и показались бы ему убогими, и находил их остроумными, а сами услуги и товары, которые они превозносили, умными и уместными, очень пригодными для жизни. Снежинки слетали откуда-то из черного неба, опускались на плечи, лежали на волосах и нежным холодком таяли на щеках. Тимофей с удовольствием шагал по тротуару, разглядывал незнакомых людей, встречался с ними взглядами, – большей частью глаза у всех были веселые. Это ощущение праздничности охватывало даже против воли. К этому добавлялось еще ощущение свободы, как это всегда было с ним после всякой разорванной связи. О Веронике он думал легко и весело, как, скажем, люди вспоминают экзотический отпуск, окиян-море, бунгало с тростниковой крышей и пальмы на белом песке, под которыми им, однако ж, не жить.
Но на этот раз смутно говорило о себе еще какое-то новое предчувствие, как это бывает, когда в настроенную радиоволну вплетается какая-то другая, и голос, говорящий на незнакомом языке, налетает порывами ветра из какого-то немыслимого далекого далека, и вслушиваешься удивленно в мелодичные и таинственные звуки позывного станции, для кого-то олицетворяющие неизменность жизни. Словно росла уверенность, что вот-вот случится что-нибудь необыкновенное. Он знал, что это предощущение счастья и есть само счастье, что что бы ни случилось дальше, лучше уже не будет, поэтому он был вполне счастлив. Не хотелось его прерывать, а хотелось еще и еще идти по улицам и длить это чувство. Он взглянул на часы – было уже пора.
Программа вечера была настолько насыщенной, что напоминала соляной раствор Азовского моря. Надо было повидать Феликса, пересечься с Ильей, и уже несколько раз звонил Галкин, требуя встречи с настойчивостью прокурора. Но до этого предстояло недолгое свидание с Варварой. Ее «Жигули» шестой модели канареечного цвета вызывающе смотрелись между пафосным «Лексусом» и черным пиратским «BMW». Он помахал ей с тротуара.
– Русь уходящая, – пошутил он, когда она выбралась из машины.
Они зашли в битком набитое кафе, и некоторое время им пришлось ждать.
– А я к себе переехала, – сообщила Варвара. – Так что заходи.
– А чего? – спросил Тимофей, придав лицу озабоченность.
Варвара махнула рукой с выражением безнадежности, усаживаясь на стул, который секунду назад занимала богемная дама в вызывающем боа из шиншиллы.
– Достало все. Я ему говорю позавчера: «Леш, мне плохо». А он говорит: «Сейчас, только дочитаю главу». Нет, ну ты представляешь. Как тебе это? Я подумала-подумала: не хочу я что-то с таким человеком жить. Нет. Пусть один как-нибудь... – Она уставила глаза куда-то в пол и только сокрушенно покачивала головой.
Тимофей тоже не знал, что тут можно сказать, и молча болтал ложечкой в своей кофейной чашке. Она опять вскинула на него глаза:
– Я вот – веришь? – Ницше этого уже просто ненавижу. Ну скажи мне, что там можно все читать? Ну раз прочитал, ну два, фиг с ним.
– Да как сказать. Люди Библию всю жизнь читают.
– Так это Библия. – И повеселела: – А у тебя что?
– Я тоже, – скривился Тимофей, – разъехался. – И он засмеялся, не открывая рта, каким-то подобием смеха. Он показал себе на грудь и торжественно произнес: – Любовь здесь больше не живет!
– Ну вот, – сказала Варвара, – на носу Новый год, а мы тю-тю. Я уже задыхаюсь здесь. Бросить все, уехать куда-нибудь... Давай уедем. К этим артистам, что ли. Или кто они там?
– Академики.
– Вот, – подхватила Варвара, – академики. Значит, к академикам. Ты, что ли, рассказывал? Откуда я это знаю?
– Это ты по радио слышала у себя на дне рождения.
– Ты в горы собираешься? – спросила она.
– Да собираюсь, – неопределенно ответил он. – Весной, может.
– Меня возьми... Ну, давай еще по чашечке, наверно, да я поеду, – заторопилась Варвара. – К Люське надо еще заехать, а потом к маме.
– Это которая на даче у тебя была? – спросил Тимофей. – Прикольная. Мужикашкам спуску не дает. Правильно, с ними так и надо.
Две девушки прошли мимо их столика, и на него пахнуло духами, которыми пользовалась Вероника. «Может, это знак?» – подумал он. Ему показалось, что она может сейчас сюда зайти, что она уже заходит. Эта фантазия вызвала у него легкое головокружение.
