– Очень надо поехать, – повторяла она, – очень, очень надо. Ты просто передашь ему вот это – и тут же уедешь. Ведь это не сложно? – просительно заглядывая ему в лицо, проговорила она.
Тимофей, сгорбившись, тяжело облокотившись локтями о край стола, мысленно подсчитывал, какое время потребуется съездить и вернуться. Hо поймав себя на этом, он встрепенулся и мотнул головой.
– Чушь, – бросил он то ли Але, то ли себе.
– Я оплачу тебе все: дорогу, все.
– Да не в этом дело, – досадливо отмахнулся он.
Она как будто застыла, держа на весу свою просьбу.
– Что, – проговорил он недоверчиво, – прям такая любовь?
– Такая.
– Hе боишься? – спросил он.
– Что? А... Да. Hаверное, боюсь.
Hо они имели в виду разные страхи. Уголок конверта промакал разлитый кофе, лежавший на столешнице выпуклым озерцом, но маленькая катастрофа рассеянных пальцев не доставила никому серьезной помехи.
Над столиком, где сидели Аля с Тимофеем, нависли две худенькие фигурки.
– Все порхаете? – сострил Тимофей, узнав своих фестивальных знакомых-разбойниц.
– У нас пока есть время, – ответила темненькая и бросила на Алю такой взгляд, который лучше всяких слов говорил: «А вот у вас, женщина, его уже почти нет».
– Смотрите сериал «Артельщик»? – спросила светленькая. – У нас там роли.
– Правда? – дружелюбно сказал Тимофей. – Поздравляю.
– Правда, не главные. Мы играем там двух сестричек-лисичек, которые ищут свое место в жизни.
– Двух? – уточнил Тимофей.
– Двух, двух, – в один голос подтвердили «сестрички». – А как вы? Нашли свою страну?
– А должен был? – удивился Тимофей.
– Ну, ту страну, которую основали беглые академики?
– Да.
– Мы за вас боялись.
– Боялись? Почему? – искренне удивился Тимофей.
– А вдруг это не простые академики, а снежные, вроде Снежной королевы. Они вас околдуют и оставят у себя навсегда!
– Если вы об этом, – усмехнулся Тимофей, – то осколок в моем глазу сидит с детства, как ему и положено, и сердце у меня – как лед. – Он выпятил грудь и постучал по ней кулаком.
Обе они склонили головки, как бы стараясь различить ледяной звон, потом переглянулись и рассмеялись.
– Все равно будем за вас переживать, – добавила светленькая. – Ладно, увидимся, – пообещала темненькая, и обе тотчас растворились в толпе.
– Ну вот что, страновед, – сказала Аля со смешком. – В каждой стране у тебя по прекрасной принцессе.
Тут же в толпе был и Демченко, мелькали его распущенные седые волосы. Пока еще Тимофей не попал в поле его зрения, но это непременно должно было случиться.
– Погоди, – внезапно догадался Тимофей, – так это, случайно, не там, где спасаются эти академики? Ты же сама осенью читала эту новость в эфире.
– Академики? А, да, у академиков.
– А ты откуда знаешь, что он там?
– По телевизору увидела.
В конце вечера, когда прозвенел третий звонок и премьера уже началась, он, исчерпав все аргументы, согласился, удивляясь сам себе, и решил впредь смотреть на все это словно со стороны. Но несмотря на это, он чувствовал необыкновенное возбуждение. Никогда он не придавал значение тому факту, что в самом деле существуют эти академики, но теперь сомнения отпадали. Более того, именно ему предстоит увидеть этих людей, столь мужественно положивших начало новой России.
– Обещаешь? – спросила Аля.
– Обещаю, – выдавил из себя он. – Одного не могу обещать...
– Я поняла, – подхватила она. – Как хочешь, так и сделай. Я все понимаю. Hо лучше – не говори. Пока не надо. Да, и еще, – сказала Аля. – Этого, – она взяла конверт и потрясла им, – может оказаться недостаточно. Когда увидишь его, скажи: «Сириус».
– Сириус? Так сказать? Зачем?
– Понимаешь, когда мы были студентами, отдыхали в Сукко, на Утрише. И однажды там разбился корабль, сел на мель у самого берега. И мы пошли его смотреть, этот корабль. И никак не могли издали прочитать его название. Гадали-гадали, а оказалось «Сириус». И никого там кроме нас не было, ну прямо никогошеньки, и мы договорились, ну, условились как бы, что это слово – оно ведь в этом смысле только нам известно, оно как бы только наше, – будет у нас паролем, волшебным, заветным словом...
Только она все это сказала, как сзади кто-то мягко приобнял его за плечи, и его обдало мощным дыханием выпивающего человека. Наобнимавшись с Демченко, Тимофей сообщил ему о своей грядущей поездке. Но Демченко уже не помнил ни о каких академиках. Несколько мгновений он с удивлением слушал то, что говорил ему Тимофей, а потом махнул рукой и стал на чем свет костерить фильм одного своего ученика, получивший в Берлине приз за режиссуру .
