Съев третью ложечку кефира и приняв таблетку "Виагры", Борис Михайлович подошел к Стылому. Спереди из бетонного монолита торчали поникшая голова, кисти рук. Сзади – стопы и обнаженные ягодицы. "На этот раз хорошо сделали, не поцарапаюсь", – удовлетворенно подумал Борис Михайлович. Вернувшись к передней части монолита, присел на скамеечку и посмотрел на жертву отеческим взглядом.
– Ну, что, милый, хорошо тебе там? – спросил он, когда Шура приоткрыл глаза.
Шура не ответил.
– Ослаб ты, есть, наверное, хочешь, – участливо покивал Борис Михайлович. – Ну, ничего, я покормлю, я люблю кормить животных.
Спустя несколько минут перед пленником стояла миска, полная бутербродов с черной икрой, ветчиной и сыром.
Шура посмотрел на них равнодушно.
– Не отчаивайся, кушай, – сказал Борис Михайлович, погладив его по голове. – Мне кажется, у тебя есть шансы выбраться из своего положения.
Шура посмотрел в глаза начальника. И понял, что шансы у него действительно есть.
– Откуда Женя знает Пашу Центнера? – спросил Борис Михайлович, придвинув к пленнику напряженное лицо.
"Смирнов сказал, что знаком с Пашей", – мгновенно отложилось в мозгу Шуры, и он ответил.
– Фиг его знает. Пидары по тусовкам только и слоняются. И Паша любит показать себя в общественных местах с двумя качками за спиной.
– Как Жене могло придти в голову, что это я приказал устранить Пашу Центнера? – продолжал вопрошать Борис Михайлович. Волнение не позволяло ему тщательно формулировать вопросы.
– Он отказывался с вами встречаться, – подумав, начал Шура издалека. – Прочитал в "Московском Комсомольце", как один российский предприниматель любовника в кладовке на цепи держал. И надо же, в тот же день увидел голливудский фильм с аналогичным эпизодом на ту же тему. "Криминальное чтиво", вы его, конечно же, помните. Траволта, Уиллис и тому подобное. Вот Женечка и струсила от этого вульгарного материализма, начала требовать гарантий. И черт меня попутал. Красивый он, собака, было бы жаль, если бы вы его не поимели.
– Каким образом черт попутал?
– Ну, я сказал ему, что вы на идеологической основе тайный борец с бандитизмом... Ну, как Джульетта. И что большую часть своих доходов вы направляете на искоренение отечественной преступности.
– Ты сказал, что это я приказал устранить Пашу!?
– Да. Пашу и многих других известных авторитетов. Вы не представляете, как он неровно задышал, как взволновался! Бабы и пидары любят сильных мужиков, мужиков, которые давят врагов чистыми руками.
– Понятно. А Пашу, значит, ты убил?
– Так получилось. Вы приказали мне поближе с ним познакомиться, узнать привычки, пристрастия, а я, в свою очередь, попросил Женю назначить ему тет-а-тет в шашлычной одного малолюдного парка. И, как бы случайно, с ними столкнулся. А эта Женечка... Вот штучка!
– Что эта Женечка?
– Да он такой весь из себя был, что даже я на глазах голубеть начал...
– А Паша? – Борис Михайлович был вне себя. Виагра буйствовала в крови.
– А Паша его лапал, в щечку, губки вытянув, целовал. Ну и в пламенной дружбе, естественно, признавался, предлагал даже на яхте до Канар прокатиться.
– Он же не страдал?
– Я сам удивился.
– И что дальше?
– Когда Паша пописать пошел, я, – ради вас, между прочим, – напомнил Жене, с кем мы шашлыки из парной баранины едим. С человеком отсталым и принципиально уничтожающим сексуальные меньшинства. И что Центнер с ним лижется, чтобы убедиться в его антидемографической ориентации. Убедиться и потом собственноручно зарезать. Может быть, в этом самом парке. Если бы вы видели, как он побледнел. Ну, я и словил момент. Предложил ему после моего ухода с Пашей в лесочек прогуляться... Сказал, что если не мы его, то он его.
– И что, пошел он?
– Пошел, весь дрожа. Я из-за дерева видел. А этот кретин, точно, думал, что от любовного нетерпения он трясется. Или с целкой своей навсегда прощается.
– И ты его убил...
– Да. В тот самый момент, когда он сзади к Жене пристраивался. А Женя – точно целка. Окаменел весь... Нет, целок трахать – это не фонтан.
– Где это было?
– Это мой маленький секрет или, так сказать, ключик от моего саркофага, – постучал Стылый указательным пальцем по бетону. – Скажу только, что в яму, перед тем, как ее засыпать, я бросил не традиционную горсть земли, а кое-что такое, что приведет эксгуматоров прямиком к Василию Васильевичу, вашему покорному слуге.
