– Возможно.
– Нет, невозможно. Ведь надо будет оставить всяких тварей по паре. Немцев, американцев, чукчей, наконец.
– Не надо никого конкретно оставлять. Если сто миллионов с лишним лет назад Природа решила бы оставить в живых динозавров, то человек не стал бы главным животным Земли. Эти чурки его съели бы. А по сравнению с будущим человеком, мы, Шура, банальные динозавры. И не надо оставлять нас в живых. Представляешь, какой прекрасной будет жизнь без нас, без саблезубых тигров, шакалов и плесени? Без Паши, без Бориса Михайловича, без меня? Без убийц, без всеядных, без баранов, всем подставляющих горло и душу? Горло для ножа и душу для плевка...
– Ну, хорошо. Но как Природа сократит численность людей?
– Очень просто. Среднегодовая температура, как ты знаешь, повышается...
– Ну, да, повышается! Вспомни, какая зима была.
– Все равно повышается. Повышается на фоне увеличения амплитуды колебаний температуры. В частности, в Нидерландах несколько сотен лет назад зимой катались на коньках. И не в крытых стадионах, а на замерзших речках. На Южном Тянь-Шане за несколько лет, прямо у меня на глазах исчезло несколько ледников. Через сто лет из-за таяния льдов Антарктиды и Арктики площадь суши сократиться вдвое. Меньше всего сократится площадь Африки, но там, как ты знаешь, успешно работают природные лаборатории по созданию трудно излечимых болезней – лихорадки Эбола, СПИДа и так далее. Так вот, люди будут вынуждены сократить свою производственную деятельность, и будут сокращать ее, пока Природа окажется не в состоянии нейтрализовать ее вредоносные продукты. Вот и все. Наступит равновесие, наступит золотой век. Людей станет мало, но они станут лучше.
– Люди станут лучше? – скептически вопросил Стылый.
– Обязаны стать лучше! Ты пойми, что до сих пор человечество в основном развивалось количественно. Сначала оно бешеными темпами наращивало свою численность, потом принялось всеми силами увеличивать продолжительность жизни. И если человечество не поймет, что пришло время изменяться качественно – ему хана.
– Да уж... Ученые что-нибудь придумают, чтобы оставить всех нас в живых... И саблезубых тигров, и шакалов и плесень, и себе не нужных.
– А могут и не придумать. Нам на все про все отведено триста лет. Ты вдумайся – всего триста лет! Человечество существует тридцать тысяч лет. Тридцать тысяч и триста лет – это примерно то же самое, что девяносто девять человеческих лет и один год. Прикинь, нам девяносто девять и осталось прожить до своего конца всего лишь год... Грустно, не правда ли?
– Трепло ты... – уважительно сказал Стылый. – Давай еще по стакану, да мне пора. Надо пред Василием Васильевичем нарисоваться, узнать, что в фирме делается. Боюсь, не узнали бы, что я на Красное море летал.
24. Прыщик, собака и черные чулочки на резинке
Не успела за Шурой захлопнуться дверь, как позвонил Борис Михайлович. На часах было двенадцать дня, в голове приятно шумело. Томно ответив "Да-а", Смирнов разлегся на диване.
– Вы не на работе? Вы можете свободно говорить? – спросил Борис Михайлович, поздоровавшись.
– Я не работаю, у меня есть некоторые средства, позволяющие мне жить на уровне пожарного инспектора средней руки.
– Это немного.
– На еду и на тряпки хватает. Мне многого не нужно. Расскажите лучше о себе. Вы вынуждены работать с утра до вечера, вы как белка в колесе, все висит на вашей воле... Мне вас так жалко. Расскажите, чем живете, как отдыхаете, как восстанавливаете свои силы?
– Никак. Утром встаю разбитым. Язва... нет, гастрит, не залечивается. Врач говорит "Вам нужна отдушина"...
– Ой, – вскрикнул Смирнов.
– Что с вами, – заволновался Борис Михайлович.
– Да так, ничего, – заворковал Смирнов. – На правой ягодице прыщик, оказывается, выскочил. Красненький такой. Некрасиво.
"Черт, опять переборщил. Играю из себя дешевую проститутку".
– Вы так непосредственны, – вздохнул Борис Михайлович.
– Просто я открытый человек... Вы вчера всколыхнули мне душу. Я не спал всю ночь, думал о себе и о вас.
– Обо мне? – окрылился Борис Михайлович.
– Да, о вас. Я подумал, что, может быть, мне и в самом деле, надо было родиться женщиной? Ведь как мужчина я не реализовался и вряд ли когда-нибудь реализуюсь... У меня не было рядом родного отца, меня воспитывали мама и бабушка... Они научили меня готовить, убираться, вязать, шить, но не научили любить двигатель внутреннего сгорания, скачки, домино и водку, не научили видеть в женщине всего лишь обладательницу влагалища... И может быть, потому мне не хочется работать в кабинете и на прокатном стане, не хочется водить самолет, не хочется "Мерседеса", мне хочется сидеть дома и ждать любимого... любимого человека с работы, мне хочется задаваться вопросом, как сделать так, чтобы он ощутил себя на вершине счастья, мне хочется вкусно его кормить и отдаваться ему до глубины души, до последней клеточки. Я пытался жить так со своими женщинами, но у меня ничего не получилось, мы отталкивались, как отталкиваются атомы с одинаковыми зарядами...
