— Я живу одна, — сказала Джилл. — Платок присох к ране. Я отмочу его холодной водой и сниму. Как вы ухитрились?.. Прекрасно. Уже отстает. Вам больно?
— Нет.
— Еще бы. Именно поэтому ваше лицо стало серым. Похоже на порез.
— Разбитое стекло.
— Рана глубокая. Вам следовало обратиться в больницу, вместо того, чтобы приходить сюда.
— Ваш дом оказался ближе.
— Необходимо наложить швы.
— Нет.
Джилл подняла на него глаза и опять занялась раной.
— Что нет? Больница или швы?
Питтман ничего не ответил.
Джилл отмыла запекшуюся кровь и пустила несильную струйку воды на порез.
— Так и держите руку. Я принесу бинты и антисептик.
Когда Джилл ушла, Питтману показалось, что она может убежать из квартиры и сообщить о нем, и испытал огромное облегчение, когда услышал, как Джилл в соседней комнате выдвигает ящики.
Вода разжижала льющуюся из раны кровь, и она розоватой струйкой стекала в раковину. Питтман огляделся и, словно откуда-то издалека, увидел небольшую, светлую, прекрасно обустроенную кухню. Рукавичка в виде кошачьей головы, по его мнению, улыбалась гораздо больше, чем следует.
— Вы такой бледный, — озабоченно произнесла Джилл. — Не понимаю, чему вы улыбаетесь. Вы бредите?
— Немного пошатывает.
— Не свалитесь со стула, ради Бога. — Джилл обхватила его сзади, поддерживая, и наклонилась к раковине.
Он ощутил прикосновение ее груди, но не испытал никаких эмоций, кроме благодарности за заботу.
Джилл тщательно промыла рану, промокнула полотенцем, наложила на порез янтарный антисептик, прикрыла марлевой подушечкой и перевязала бинтом. Через повязку стала проступать кровь. Джилл начала бинтовать быстрее, накладывая бинт слой за слоем.
— Будем надеяться, что кровотечение остановится. В противном случае вы отправитесь в больницу — нравится вам это или нет.
Питтман посмотрел на толстенную повязку на руке. Часть ее порозовела, но пятно не расплывалось.
— Еще один слой, на счастье. — Джилл еще раз обернула его руку бинтом. — Теперь перекочуем в гостиную и вы приляжете.
— Я нормально себя чувствую, — проговорил Питтман. — Прекрасно доберусь сам.
— Какие могут быть сомнения. — Джилл помогла ему подняться и с трудом удержала, когда он едва не упал.
Солнце, льющееся из окон, куда-то исчезло. В следующий момент Питтман обнаружил себя лежащим на диване.
— Не дергайтесь.
— Я так виноват перед вами.
— Положите-ка ноги на эту подушку. Они должны быть выше головы.
— Я не стал бы вас беспокоить, но другого выхода не было...
— Прекратите болтать. У вас не хватает дыхания. Лежите тихо. Я принесу вам воды.
Питтман смежил веки и когда очнулся, то обнаружил, что Джилл, приподняв его голову, поит его из чашки.
— Если не полегчает, выпьете сок. Есть хотите? Например, поджаренный хлеб?
— Поесть?
— Вы разве никогда не ели? Для вас это что-то новое?
— Последний раз я... Пожалуй, какое-то время я питался не очень регулярно.
Джилл помрачнела.
— Ваш плащ изорван. На брюках грязь, как будто вы ползали по земле. Что произошло? Откуда рана?
— Я разбил окно.
— Вы выглядите, как после боя.
Питтман промолчал.
— Вы должны быть со мной откровенны, — сказала Джилл. — Я сильно рискую. Ведь вы никакой не полицейский. Вы Мэтью Питтман, и за вами охотится полиция.
Слова Джилл повергли Питтмана в шок и заставили приподняться.
— Не надо, — сказала она. — Лежите.
— Когда вы?..
— Ложитесь. Когда я узнала? Секунд через тридцать после того, как вы впервые заговорили со мной в больнице.
— Боже мой! — Питтман вновь попытался привстать, но Джилл положила ладонь ему на грудь.
— Не двигайтесь. Я не шучу. Если кровь не остановится, вам придется отправиться в больницу.
Питтман внимательно посмотрел на нее и кивнул. Выброс очередной порции адреналина в кровь существенно уменьшил головокружение.
— Мэтт, — произнес он.
— Что вы сказали?
— Вы называете меня Мэтью, а все друзья Мэттом.
— Надеюсь, я могу считаться вашим другом отныне?
— Это гораздо лучше, чем видеть во мне врага.
— А вы не враг? Нет?
— Вы поверите, если я скажу, что не враг?
— Особенно, если учесть все ваше вранье.
— Послушайте, я не совсем понимаю. Если вы сразу догадались, кто я, то почему не сообщили в полицию?
