— Возвращаю ваш нож.
— Спасибо. Извините, что не заплатил свою долю за такси. Я пустой.
— Вы спасли меня от тюрьмы. Этого на всю жизнь хватит.
Они находились на чердаке какого-то склада на Нижнем Бродвее. Чердак, со сдвинутой к центру мебелью, очень напоминал пещеру. Мебели было не много, но вся высшего класса.
Итальянский кожаный диван, кофейный столик и светильник из бронзы, а также ковер восточной ручной работы. Едва заметные в неярком свете лампы, громоздились многочисленные ящики.
Шон развалился на диване, потягивая «Будвайзер» из банки, которую достал из холодильника.
— Что это за место? — поинтересовался Питтман.
— Мое маленькое убежище. Но вы так и не сказали, что вам от меня надо?
— Помощи.
— Какого рода?
— Мне раньше не приходилось скрываться.
— Иными словами, вам нужен совет.
— Ночь я провел в парке. Уже два дня не мылся. Выпрашиваю еду. Теперь я понимаю, почему нетрудно поймать беглого преступника. Он просто измотан.
— Как я понял, у вас хватило ума не обращаться за помощью к родственникам или друзьям.
— Что касается родственников, то у меня никого нет, кроме бывшей жены, а за друзьями наверняка установлена слежка.
— И вы решили прийти ко мне.
— Не сразу, а лишь когда вспомнил о людях, у которых брал в свое время интервью. Во-первых, у этих людей есть необходимый мне опыт, а во-вторых, полиции и в голову не придет искать меня у них.
Шон одобрительно кивнул.
— Но я не знаю, что вам посоветовать. Здесь есть туалет и душ. И переночевать можно. Я-то здесь точно останусь. Чтобы копы не достали. Ну, что еще...
— Наверняка вы что-нибудь придумаете.
— Да, у вас есть прекрасный выход!
— Выход?
— Ну да! Прикиньтесь сумасшедшим!
— Что?!
— К примеру, вся эта фигня насчет самоубийства. Ведь ничего такого нет, уверен!
Питтман промолчал.
— Или я ошибся? — с изумлением спросил О'Рейли.
Питтман продолжал молчать, сосредоточенно глядя на банку кока-колы, которую держал в руке.
— Вы потеряли сына и рехнулись, — сказал Шон.
— Да, именно так.
— Когда мне было двадцать пять, погибла моя сестра на год моложе меня. В автомобильной аварии.
— И?
— Я чуть было не упился до смерти, уж очень ее любил.
— В таком случае вы должны меня понять.
— Да. Но сейчас у вас все другое. Не так ли?
— Не понимаю!
— Ну, когда человек голоден, напуган, измотан...
— Да, я чувствую себя эгоистом. У меня был замечательный сын. И вот я здесь дрожу за свою шкуру.
— Это ваше дело, и я ничего не могу посоветовать. Но знаю, что ваш сын сказал бы: «Спасай свою задницу, отец». Так и действуйте.
Душ был примитивен — сетка над пластмассовой кабинкой со сливным отверстием в бетонном полу. О мыле, шампуне или полотенце не было и речи. Питтман порадовался, что у него достало прозорливости сунуть туалетные принадлежности в спортивную сумку. Он нашел два стальных стула и подтащил к входу в кабинку. На один повесил пиджак, на другой — брюки. У кабинки не было дверей, и когда Питтман вытирался грязной рубашкой, то с удовлетворением отметил, что пар из кабинки, как он и предполагал, несколько разгладил мятые пиджак и брюки.
Питтман натянул чистое белье и носки, решив, однако, сохранить нетронутой последнюю свежую рубашку. Надев хлопчатобумажную черную куртку от тренировочного костюма, он вернулся в прибежище Шона среди ящиков.
В шкафчике, который раньше был закрыт, оказался телевизор — Шон смотрел новости Си-Эн-Эн.
— Вы у них вроде звезды.
— Еще бы. Скоро появится телесериал со мной в главной роли.
— Итак, — протянул Шон, открывая еще одну банку пива, — из газеты и новостей я понял, что они думают. А вы что скажете?
И Питтман принялся рассказывать. Второй раз за день.
