— Ещё подсолить не забудь, — сказал он, прощаясь. — Да осторожно, блин, по вкусу.
— Да справлюсь я, Владим Василич! — сказал сочувственно Потехин. — Я врубился, не переживайте.
— Ага, врубился он, — сердито буркнул Лузгин и пошёл по траншее к дороге.
Он уже видел Коновалова и двух солдат с лопатами, куривших у бетонных блоков, как вдруг пронеслось, словно ветер, с фырчанием, стуком и звоном, и тут же откуда-то слева донеслось сухое плотное татаканье, и Лузгин сразу присел, даже не успев понять, что в них стреляют, а когда понял, то застыл от ужаса, потому что стреляли в них из деревни.
Из укрытия один за другим вылетали солдаты и бежали, пригнувшись, по траншее к Лузгину, и вместе с ними бежал Коновалов, уже без бушлата, со злым охотничьим лицом. На бегу он толкнул Лузгина рукою в грудь, к стенке и вниз, рявкнул: «Сидеть!» — и бросился дальше, чуть не столкнувшись с набегавшим поваром Потехиным, в руках которого, как древко флага, торчала длинная винтовка.
— Не стрелять! — заорал Коновалов. — И не высовываться, глядь! Потехин, дуй на огневую. Ну, Махит, ну, сука!..
От караульной вышки летели щепки, но звук был звонкий, металлический, и Лузгин догадался, что вышка изнутри защищена железом, и караульный там сейчас лежит ничком и будет так лежать, пока обстрел не кончится.
Потехин юркнул мимо Лузгина и пропал в ответвленье окопа, туда же проскользнул сержант на полусогнутых, и Лузгин не сразу осознал, что никто не стреляет, и только там, где скрылись повар с Коноваловым, что-то шуршало и щёлкало. Лузгин почти на четвереньках пробрался вдоль окопа и заглянул за поворот.
Потехин стоял к нему спиной, расставив ноги и высоко подняв плечи, и над правым его плечом виднелся тёмный краешек приклада. По бокам и сверху потехинского затылка были плоские мешки вроде цементных, и между ними узкая дыра, куда осторожно тянулся Потехин руками и винтовкой, пристраивая глаз к ободку телескопического прицела.
— Не суетись, — сказал ему сержант, по-зэковски сидевший возле стенки.
— А если он вообще стрелять не будет? — спросил Потехин, шевеля плечами.
— Будет, — сказал Коновалов и громко крикнул: — Эй, пальните кто-нибудь!
Ближе к дороге сдвоенно, как колёса курьерского поезда, погрохотал недолго автомат, и словно эхом от него со стороны деревни снова застучало.
Потехинские плечи заходили шире, сержант спросил:
— Ну чё там?
— Не вижу ни хрена, — сказал Потехин.
— Вот глядь, — сказал Коновалов. — Сигареты в бушлате остались… Эй, кто там, долбани ещё разок!
Снова заработал автомат, и Коновалов крикнул:
— Секи, секи, Потехин!
— Засёк, — ответил снайпер. — Засёк, блин, из дома фигарит. Щас достану. — Потехин замер и, казалось, перестал дышать. Хэбэшные штаны на его заднице висели замусоленным мешком. Снайпер выстрелил, у Лузгина ударом заложило уши, и тут Потехин принялся стрелять подряд, спина его вздрагивала, и сержант Ко-новалов на каждый выстрел коротко мотал головой, глядя перед собой на неровную стенку окопа.
— Ну чё, попал? — спросил он у Потехина, когда тот отстрелялся.
— Да хрен его знает, — передёрнул плечами Потехин и тоже присел, оставив винтовку боком лежать в амбразуре. — Умный, с чердака стрелял, но не с краю, а из глубины. Думал, не заметим.
— А как же! — с весёлой обидой сказал Коновалов и посмотрел на Лузгина. — Невезучий вы у нас, Владимир Васильевич. Как появитесь — сразу стреляют.
Лузгин увидел свой бычок на дне окопа и дико захотел курить и тут же представил себе, что могло бы случиться, выйди он тогда с сержантом на дорогу и будь у стрелка из деревни рука чуть потвёрже. Вот только этот бы окурок и остался.
— Никого не зацепило? — спросил Лузгин, с трудом выталкивая слова из онемевшего горла.
— Да вроде никого, — сказал сержант.
— Всё равно боевые заплатят, — уверенно предположил Потехин.
— Ага, конечно, — ехидно молвил Коновалов.
— Заплатят, заплатят, — сказал Потехин. — Раненые были, когда «пешку» кокнули? Были раненые. Значит, должны заплатить.
— Ну, если так, — усмехнулся сержант, — то больше нам и воевать не надо. Ты дом запомнил?
— Ну… А давай из «эрпэгэ» туда?..
