– Жанно-о!
Он остановился и оглянулся. В эту минуту целый мир уместился для меня в этих глазах. Ноги сами понесли меня к сыну, я не бежала, а летела, не касаясь земли, потеряв в траве свои туфли. Жанно был совсем рядом. Я упала на колени, жадно, полубезумно обняла, помня, однако, о том, чтобы не испугать его.
– Мама, я так скучал по тебе!
Он сказал это так, словно в том, что я вернулась, для него не было ничего удивительного. А я. Весь смысл жизни, основа мироздания были для меня сейчас в этом детском дыхании, блеске глаз и волосах, в которых запутались соломинки.
5
– Мама, не плачь.
– Но я же не плачу, мой ангел.
Руками он вытирал слезы, струившиеся у меня по щекам.
– Это счастливые слезы, не бойся.
Я лихорадочно оглядывала Жанно, трогала, ощупывала, отмечая все произошедшие с ним изменения. Боже, какой же он худенький! А эти сдвинутые крохотные брови – он так не делал, когда я уезжала! И, кажется, он выглядит старше своих лет. Слишком серьезен.
– Ты не голоден, моя радость?
– Нет, я завтракал.
– И что же ты завтракал?
– Я ел яйцо и вареную брюкву.
– Матерь Божья! – только и смогла я произнести.
Мой Жанно ест вареную брюкву! Немудрено, что он такой худой.
– Я привезла много еды. Мы сейчас снова будем завтракать.
Я оглянулась назад. Отец и его люди ехали очень медленно, словно давали нам время наговориться.
– Те люди не тронут нас, мама?
– Нет. Это наши друзья. Дай-ка мне руку, Жанно! Да-да, вот так, и веди меня в дом.
Рука у ребенка была холодной. С болью в сердце я разглядывала Жанно – босой, пятки совсем загрубели. Что это на нем за рубашка, из парусины, что ли? А штаны едва держатся на разноцветной шлейке, да и короткие такие, что видно загорелые икры. Жанно внимательно посмотрел на меня, и я вовремя опомнилась. Нельзя, чтобы он понял, как мне грустно видеть его таким.
– Мама, тебя так долго не было. Жильда уже ставила по тебе свечку. А Маргарита ее за это страшно бранила. Они все время ссорятся, мама, и мне с ними скучно. С Авророй было веселее.
– Ну а где же она сейчас? – спросила я настороженно.
– Ее увезли какие-то черные женщины.
– Черные женщины? Но кто же это?
– Не знаю. У них были такие длинные черные платья и белые большущие чепчики. Я не хотел, чтобы Аврору забирали. Аврора тоже плакала и упиралась. Но черные женщины все равно посадили ее в повозку и увезли.
Я терялась в догадках. Жанно явно больше ничего не мог прибавить к своему объяснению. Кто мог увезти Аврору? И не были ли это монахини?
– Когда сожгли наш дом, Жанно? Скажи, если ты помнишь.
– Еще как помню, мама. Тогда шел дождь, и мы не поехали в церковь. Потом дождь перестал. Мы уже ложились спать, и Аврора обещала почитать мне сказку. Но тут вбежала Жильда. Она была очень испугана, и я тоже испугался. Мы побежали следом за ней. Я видел, как во дворе какие-то люди били Маргариту по щекам. Меня взял на руки Жак. Мы долго-долго бежали по полю, а потом упали в грязь и всю ночь лежали. Сент-Элуа был весь красный, как головешки, которые жгут на Рождество, только побольше; и я очень боялся.
Он посмотрел на меня и закончил:
– А потом мы стали жить в башне, и вся еда куда-то делась.
Я сжимала зубы от бешенства. Будь прокляты люди, научившие Жанно говорить «я очень боялся»! Страшно подумать, какой у него затравленный вид. И все мои старания сделать так, чтобы Революция проходила для него незаметно, были напрасны.
Мы остановились, так как топот лошадей отцовского отряда был уже совсем близко. Мальчик обхватил мои колени, полуспрятав лицо среди складок юбки, и, кажется, был встревожен.
– Эти люди – наши друзья, они ничего плохого не сделают, милый.
Отец внимательно смотрел на Жанно, и брови у него были чуть нахмурены. Он явно выбрал не самое удачное время для знакомства с внуком: худенький взъерошенный Жанно выглядел сейчас не лучшим образом. Но я все равно гордилась сыном, может быть, впервые разглядев, какие четкие у него черты лица, – даже в этом упрямом подбородке и не по-детски серьезном взгляде можно было узнать маленького аристократа.
Отец спешился, подошел к нам, и я почувствовала, как пальцы Жанно крепче впились в мою юбку.
