– Ты пойдешь к Джакомо и Стефании. Ну-ка, повтори их адрес! Они найдут способ помочь тебе… Пожалуйста, обещай мне, что сделаешь так, как я говорю, Аврора.
Мне так и не удалось добиться у нее обещания. Она упрямо отмалчивалась, закусив губу; в глазах ее стояли слезы, а взгляд выражал безграничное отчаяние. Потом часы пробили два ночи, и я увидела, что Аврора уснула: незаметно и тихо, прямо у меня на плече. Слезы еще не высохли у нее на щеках.
Спать я пока не могла. Тоска не давала мне покоя. Что будет утром, всего через несколько часов? Я смотрела по сторонам, пытаясь понять, что чувствуют остальные обреченные. Теперь их было уже больше сотни. Некоторые вели себя совершенно невозмутимо: беседовали о политике, играли в пикет, кое-кто из мужчин брился, кое-кто чистил свой сюртук, кое-кто спал. Иные впадали в отчаяние, выражая его криками, рыданиями или стонами; некоторыми овладевала прямо-таки настоящая паника. Почти никто здесь не знал друг друга, и приходилось задумываться, какая мысль руководила Фукье-Тенвилем, когда он объединял нас в одну «охапку».
Потом от напряженной позы и долгого сидения у меня заболели шея и поясница; я прислонилась к каменной стойке и сама не заметила, как задремала.
…Кто-то тронул меня за плечо. Я встрепенулась, сразу почувствовав ужас: все эти часы я жила с мыслью о том, что нас вот-вот потащат в Трибунал. Было уже утро, в узкие окна заглядывал свет. Почти всю камеру сморил тревожный, тяжелый сон.
– Вы Сюзанна де ла Тремуйль? – спросил мужчина.
Он был весь в черном, и шляпа затеняла его лицо.
– Да, это я, сударь.
– Я пришел от знакомого вам лица, чтобы забрать вашу девочку.
Я мгновенно все поняла и стала будить Аврору.
– Но, сударь, как же вы это сделаете?
– Не задавайте лишних вопросов. Поспешите!
Я знала, что нужно торопиться. Сейчас, утром, все уснули, тюремщики тоже потеряли бдительность…
– Вы выведете ее из тюрьмы, на свободу?
– Нет.
– Что же, в таком случае, вы сделаете?
– Я отведу ее в другую камеру… туда, где ей не будет угрожать Трибунал.
– А списки? Ее сразу хватятся, если в этой камере людей окажется меньше, чем значится в списках!
– Ее имени больше не будет в списках.
Единственной стоящей мыслью, пришедшей мне тогда в голову, была мысль дать Авроре денег. Именно так я и поступила. На остальное у меня не было ни соображения, ни времени.
– Но я не могу уйти вот так, прямо сейчас! – воскликнула Аврора.
– Дорогая, сейчас не время капризничать и проявлять характер. Ради Бога, послушайся меня. Ты должна уйти с этим господином; речь идет о твоей жизни…
Я поспешно поцеловала ее. У нас не было и двух минут для прощания.
– Да хранит тебя Пресвятая Дева, мой ангел! Не забывай, как ты должна поступить…
Мужчина в черном увел Аврору. Я смотрела им вслед и напряженно прислушивалась к тому, что происходило у решетки, каждую секунду ожидая, что обман раскроется и Аврору вернут.
Обман не раскрылся. На решетке глухо звякнул замок, и все звуки стихли. Уход Авроры словно подчеркнул разницу между двумя мирами, – миром, где была жизнь и куда все хотели бы попасть, и миром, где нас, его обитателей, ждали лишь Трибунал и гильотина.
Забывшись, я не заметила, как наступило девять часов утра. Становилось жарко и душно, солнечный свет лился в зарешеченные окна. Я почувствовала, что ужасно голодна. Мне самой казалось странным то, что я еще могу испытывать голод. Но ведь нас, в сущности, было двое… Я развязала узел, достала оттуда хлеб и сыр и съела это до последней крошки. Будь что будет, но в Трибунале я не имею права упасть в голодный обморок. Для обмороков у меня достаточно и других причин.
– Уже скоро, – раздался голос Изабеллы.
Послышались голоса тюремщиков, пьяных уже с утра. Они зашли к нам в камеру, выдали всем обвинительные акты. Свой я отложила в сторону, не читая. Мне надо было еще приготовиться…
Я разложила на коленях гребень и шпильки, распустила волосы и тщательно расчесала их. Потом разделила на две половины, как это делала Маргарита для меня когда-то, свернула назад и уложила на затылке тяжелыми волнистыми прядями. Я не знала, что мною руководило в эту минуту, но так поступали все женщины. В Трибунале нельзя выглядеть жалкой. Даже в том случае, если ты знаешь, что тебя ожидает гильотина…
