— Что за день? — подчеркнуто равнодушно спросил Тревайз.
— День Перелета.
— А-а-а, — понимающе кивнул Тревайз. — Медитация, все сидят по домам и всякое такое.
— Теоретически — да, что-то вроде этого, правда, в больших городах древние традиции несколько угасли, но… я вижу, вы знаете об этом?
Пелорат, не очень довольный поспешностью Тревайза, захотел вернуть разговор в более спокойное русло.
— Да-да, мы немного слышали об этом, поскольку прибыли именно вчера.
— Угу, в этот самый день, — саркастически уточнил Тревайз. — Послушайте, С. К., как я уже говорил, я не ученый, но у меня есть вопрос: вы сказали, что у вас есть некая великая тайна, которую нельзя поверять иноземцам, посторонним. Почему же вы говорите об этом с нами? Мы ведь и есть посторонние.
— Да, это так, но, к счастью, я неофициальное лицо, и к тому же почти лишен предрассудков. И потом… работа Дж. П. подхлестнула чувства, которые меня долго мучили. Ведь мифы и легенды не возникают из вакуума. В любой сказке всегда есть доля истины, как бы извращена она ни была, и мне хотелось бы раскрыть ту истину, что стоит за нашей легендой о Дне Перелета.
— А безопасно ли говорить об этом? — спросил Тревайз.
Квинтесетц пожал плечами:
— Не совсем, наверное. Консерваторы, которых у нас хватает, ужаснулись бы. Однако уже целое столетие они не контролируют действий нашего правительства. Светская власть сильна и останется сильной, если консерваторы не воспользуются нашим — надеюсь, вы сумеете простить меня — издревле отрицательным отношением к Академии. И потом, если я буду обсуждать вопрос, представляющий для меня чисто научный интерес, Лига Ученых в случае необходимости окажет мне поддержку.
— Если так, — попросил Пелорат, — может быть, вы расскажете нам о вашей Великой Тайне?
— Да, но для начала позвольте удостовериться в том, что нас не прервут и, если уж на то пошло, не подслушают. Даже если смело смотреть в глаза быку, не стоит хвататься за кольцо, что у него в носу, — так гласит пословица.
Квинтесетц нажал рычажок на каком-то устройстве, что стояло на его письменном столе. Загорелась лампочка.
— Теперь мы ни для кого недосягаемы, — сообщил он.
— А вы уверены, что тут у вас нет «жучков»? — спросил Тревайз.
— Жучков?!
— Да. Не могут ли где-либо быть спрятаны устройства для прослушивания и подглядывания?
— Такого нет в Сейшелле! — возмущенно ответил Квинтесетц.
— Ну, если вы так уверены… — пожал плечами Тревайз.
— Прошу вас, С. К., — попросил Пелорат, — продолжайте.
Квинтесетц поджал губы, откинулся на спинку слегка осевшего под тяжестью его тела кресла, соединил кончики пальцев. Казалось, он обдумывает, с чего начать.
— Знаете ли вы, что такое «робот»?
— «Робот»?! — удивленно переспросил Пелорат. — Нет.
Квинтесетц вопросительно посмотрел на Тревайза. Тот недоуменно покачал головой.
— А что такое компьютер, знаете, надеюсь?
— Естественно… — кивнул Тревайз.
— В таком случае, подвижный компьютеризированный инструмент…
— …это подвижный компьютеризированный инструмент, — раздраженно закончил Тревайз. — Есть масса таких приспособлений, и я не знаю более общего определения для них, чем «подвижный компьютеризированный инструмент».
— …который очень похож на человека, называется роботом, — хладнокровно завершил начатую фразу Квинтесетц. — Главное отличие робота от других инструментов состоит в том, что внешне он похож на человека.
— Но почему? — с искренним удивлением спросил Пелорат.
— Не знаю наверняка. По моему мнению, это не самая эффективная форма для инструмента, но я всего-навсего пересказываю то, что говорится в легенде. «Робот» — слово из древнего языка, и наши ученые полагают, что произошло оно от слова, которое в этом языке отражало понятие «работа»1.
— Что-то я такого слова не припомню, чтобы оно означало «работа» и было похоже на слово «робот», — пожал плечами Тревайз.
— Да, среди нынешних галактических языков такого нет, — подтвердил Квинтесетц, — но именно так говорится.
— Не исключена обратная этимология, — предположил Пелорат. — Если эти объекты применялись для работы, их и назвали «роботами». Но почему вы нам рассказываете об этом?
