1. ИЗБИРАТЕЛЬНОСТЬ
ЭСТЕТИЧЕСКОГО ВОСПРИЯТИЯ.
ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА
Истинным мы квалифицируем правильное познание всеобщей диалектической связи явлений действительности. Прекрасным мы ощущаем всеобщую взаимосвязь явлений, воспринятую эстетически. И как истины не существует без и помимо конкретно познанной данной связи явлений, так нее точно и красоты не существует вне конкретного образа, в котором непосредственно раскрылись глубинные связи действительности.
Казалось бы, за вышесказанным должно следовать, что как содержание логического познания в целом раскрывает все материальное единство диалектически развивающейся действительности и определяется как абсолютная истина, так и эстетическое отражение действительности в целом раскрывает всеобъемлющую красоту.
Однако насколько первая часть этого утверждения правильна, настолько вторая вызывает сомнения. Потому что, если все закономерности мира потенциально входят в истину, то далеко не все явления в мире могут ощущаться прекрасными. Мы незаметно перешли от «истинности» и «красоты» как двух форм познанности к конкретному содержанию познания.
На первый взгляд может показаться, что в избирательности эстетического восприятия выступает момент субъективной оценки, момент индивидуального вкуса или общественного идеала, которые фигурируют почти во всех работах о прекрасном. Такой субъективный момент эстетического восприятия действительно не только существует, но и играет в нем весьма важную роль. Мы всякий раз сталкивались с ним, когда касались особенности эстетического отражения как элементарных, так и сложных явлений действительности. Но было бы глубоко ошибочным свести причину избирательности эстетического восприятия только к субъективности эстетической оценки. Причем в данном вопросе вновь абсолютно безразлично — единичное это восприятие или коллективное сознание, индивидуальная имеется в виду оценка или общественная, например классовая. Во всех случаях признание исключительной активности субъекта, не предопределенной действительно объективными, не зависящими от человеческих вкусов и взглядов причинами, немедленно ввергает исследование в объятия релятивизма.
Эстетическое отражение не было бы правильным отражением, если бы его избирательность оказалась не имеющей реальной основы вне сознания, в самом объекте восприятия. Как должно существовать некое совершенно объективное содержание действительности, вызывающее в нашем непосредственном восприятии ощущение красоты, в той же мере особая избирательность эстетического восприятия должна иметь вне сознания вполне объективное основание.
Выше говорилось, что в отличие от логики, раскрывающей глубинные сущности вне зависимости от степени существенности тех или иных конкретных жизненных явлений, в которых эти сущности реализуются, эстетическое восприятие способно ощутить сущность в явлении лишь достаточно существенном. Мы уже отмечали, что труд художника, в этой связи, заключается как раз в создании на основе реальных явлений особого, максимально существенного художественного явления, где сущность могла бы наиболее полно и ярко быть воспринята эстетически.
Однако обычная окружающая нас жизнь, увы, далеко не всегда и не во всем — художник. Не все ее явления достаточно существенны, чтобы мы могли непосредственно в образе ощутить в них гармонию всеобщей взаимосвязи. В соответствии с теми или иными склонностями и идеалами, по степени объективной гармоничности явлений мы видим красоту то в одном, то в другом, то в третьем, то острее ощущая ее, то слабее. Те же явления, которые почему-либо вовсе не дают в образной форме эстетического восприятия ощутить всеобщую гармоническую взаимосвязь, или оставляют нас равнодушными, или представляются безобразными. Последние вообще препятствуют образному восприятию гармонии. Они — безобразны. Хочется подчеркнуть удивительную точность этого понятия в русском языке.
Вот эта, вполне объективная возможность дифференцировать явления по степени их существенности, с которой в отличие от логики непосредственно связан акт эстетического восприятия глубинных гармонических взаимосвязей, и предопределила способность последнего
