Спутником в Никополе у меня оказался красноармеец полка имени Пивчена с румынского фронта, неграмотный, деревенский мужик, прослуживший всю войну в уланском полку. В лице его я перед собой видел настоящий тип красноармейца, пропитанного насквозь коммунистическими теориями, но в то же время остающегося прежним неразвитым простым мужиком. В начале разговора, завязывающегося в каюте, он пытался отстаивать то, что ему напевали коммунисты, но после возражений большинства присутствующих он во многом стал соглашаться и в конце концов стал возмущаться некоторыми несправедливостями господства коммунистов-комиссаров и существующими порядками. Он ехал на отдых домой, но слухи о восстании крестьян по деревням того района запугивали, и он побоялся явиться в свою семью, опасаясь, что крестьяне расстреляют за то, что он, хотя и защитник революции, но коммунист.
Пароход далее Каховки не пошел, и мне пришлось в ней засесть на несколько дней.
Каховка только что была очищена от банд Дорошенко и Павленко подошедшим из Крыма отрядом Попова, но вокруг нее было еще неспокойно. На место уничтоженных главарей появился новый "бандит" Ковалев, который загородил Днепр и дорогу на Мелитополь, оставив коммунистам свободный проход лишь на Перекоп. Не желая оставаться долго в Каховке, я пытался уйти пешком по направлению к Мелитополю, но в нескольких верстах от города меня захватила застава и возвратила обратно в город. Попытка пробраться к Никополю по правому берегу Днепра из города Береслава также кончилась неуспешно. Хотя начальник гарнизона и обещал населению ликвидировать не сегодня-завтра банду и очистить дорогу, я все же решил отправиться по железной дороге в направлении на Гениченск. Переход в 130 верст я сделал в 4 дня и на 5-й день вышел к станции Новоалексеевка. Дорога, к счастью, проходила через места пустынные, где кроме ровной голой степи на десятки верст вокруг ничего не видно. Но если приходилось миновать какие-либо хутора или деревни, то, несмотря на мою демократическую внешность, многие считали своим долгом осведомиться, куда я и откуда иду. Благодаря всей неурядице, какая творится в этом крае, постоянным налетам банд и вообще обильно шатающегося подозрительного элемента, недоверчивость среди населения достигла крайних пределов. В имении Доринбург я был арестован по подозрению в шпионаже, но после долгого допроса и обыска был освобожден.
Придя в Новоалексеевку и увидя, что происходит отступление крымских советских войск, я решил задержаться на этой узловой станции и выждать удобного момента для прохода через фронт. Ознакомившись с Геническом, я убедился, что проезд на фелюге на Арабатскую стрелу мне не удастся, т[ак] к[ак] после попытки Добрармии высадить десант большевики устроили несколько наблюдательных пунктов. Подойти навстречу крымской Добровольческой армии я не мог, т[ак] к[ак] мост через Сиваш большевики успели взорвать и вдоль берега устроена была позиция. Пришлось ожидать три дня, пока, наконец, обозначился отход большевиков. 17 июня днем я вошел в город Геническ, который большевиками был оставлен ночью, в то время, как со стороны Арабатской стрелки вошел эскадрон драгун. Я явился к начальнику отряда, назвал себя и просил оказать содействие для проезда в Екатеринодар. На третий день с первым отходящим военным судном я выехал в Керчь. По прибытию туда явился к коменданту города и просил выдать пропуск на пароход. Комендант на это потребовал документ Д[обровольческой] а[рмии], которого у меня не было; частный мой документ его не удовлетворил, и он заявил, что пропустит меня только в том случае, если на запрос в Екатеринодар получит утвердительный ответ. Через два дня ответа не было. Тогда я настоял отправить меня в Новороссийск каким угодно способом, и после долгих разговоров мне было выдано предписание явиться к коменданту в Новороссийск для дальнейшего следования в Екатеринодар, куда я прибыл 24-го числа, пробыв в общем в дороге 23 дня.
ПРИЛОЖЕНИЯ
БЕСЕДА С ПЕТЕРСОМ
В беседе с нашим сотрудником председатель ВЧК Петерс144 высказал следующие соображения по поводу прошлого и настоящего Чрезвычайной комиссии.
