Более того, коммунизм обещал бесплатное образование и более широкие возможности карьерного роста — именно то, чего амбициозные, развивающиеся средние классы желали после лишений во время Великой депрессии и войны. Представители среднего класса пострадали от позднего сталинизма. Классовые квоты применялись в образовании — одной из жертв стал драматург и будущий диссидент (и президент Чешской Республики) Вацлав Гавел. Других преследовали и депортировали. В 1951 году, например, тысячи буржуа были депортированы из Будапешта, чтобы освободить жилье для рабочих новых фабрик>{707}. Но высокий сталинизм никогда не позволял классовой борьбе ставить под угрозу экономическую продуктивность. Те, у кого было образование, сохраняли высокий статус до тех пор, пока оставались верными партии. И только в Польше (где более 70% профессионального класса и предпринимателей погибло во время войны) и Восточной Германии (откуда многие сбежали на Запад) представители среднего класса довольно успешно сохраняли доминирующие позиции. В Чехословакии антибуржуазной дискриминации практически не было. В Венгрии дискриминация имелась, но в 1956 году 60-70% специалистов все еще были выходцами из среднего и высшего классов. Режим, не способный заполнить технические рабочие места, частенько радовался возможности закрыть глаза на приукрашивание биографий. Девочке, исключенной из средней школы, названной опасным элементом буржуазии — «икс-класса», как его тогда неформально называли, — сказали, что если она поработает какое-то время на заводе, то сможет компенсировать свое плохое происхождение и вернуться в школу>{708}.
«Порабощенный разум» — анализ мышления польской интеллигенции диссидентом Чеславом Милошем — раскрыл эти смешанные мотивы: чувство, что история была на стороне коммунизма, моральную готовность к национальному развитию и саморазвитию. Он описывал отношение к этому Альфы, известного писателя: «Альфа не обвинял русских. Это было бы бесполезно. Они выступали как сила Истории. Коммунизм воевал с фашизмом, а между двумя этими силами оказались поляки со своей этикой, не опирающейся ни на что, кроме верности… Моралист этой эпохи, — думал Альфа, — должен обращать внимание на общественные цели и общественные результаты… Страна была разорена, новая власть энергично взялась восстанавливать, пускать в ход заводы и шахты; помещичьи земли делились между крестьянами. Писатель стоял перед лицом новых обязанностей. Его книг ждал человеческий муравейник, вырванный из оцепенения, перемешанный огромной палкой войны и социальных реформ, хотя и навязанных сверху, тем не менее эффективных. Поэтому не нужно удивляться, что Альфа, как большинство его коллег, сразу же заявил, что он хочет служить новой Польше, которая создавалась на развалинах давней»>{709}.
Таким образом, для таких, как Альфа и Маркета, режим, казалось, был предвестником не только модернизма, но и нравственности. Сталинская социальная модель возвышала самоотверженный труд над всем остальным. Производство, а не эгоистическое потребление должно было быть в центре жизни. К примеру, магазинов стало меньше, а реклама вообще исчезла, а те магазины, которые остались, рекламировали режим труда. На фасадах магазинов в 1952 году в районе Маршалловской Резиденции в Варшаве разместили большой скульптурный ансамбль, изображающий героических рабочих, которые построили комплекс; не имелось ни одного указателя на то, что было внутри>{710}. Производство стояло в центре новых массивных социалистических городов этого периода, таких как Новая Гута под Краковом в Польше и Сталинварош в Венгрии, созданных на базе огромных сталелитейных заводов>{711}. Позже план всего города строился вокруг двух полюсов политической и производственной силы: на одном конце улицы располагалась штаб-квартира партии и здание городского управления, а на другом — сталелитейный завод. Идея большого, коллективистского завода была перенесена и на сельскую местность с помощью коллективизации. Как и в СССР, эти кампании сопровождались репрессиями против кулаков и не поддерживались малоимущими крестьянами, которые сейчас были загнаны в колхозы и оказались вынуждены производить еще больше продовольствия для государства по низким ценам.
