Он двигается быстро, зная, что времени у них мало, следуя за Алексом, когда тот стонет и тянет его за плечи, чтобы сменить позу.
Он прижимает спину Генри к своей груди, а ладони принца упираются в дверь.
– Просто чтобы прояснить ситуацию, – говорит Алекс, – мы сейчас займемся с тобой сексом в этом чулане назло твоей семье. Я правильно понимаю все, что происходит?
Генри, который, по-видимому, все это время носил дорожную смазку с собой в кармане пиджака, отвечает лишь: «Правильно», – и передает ее через плечо.
– Шикарно. Я обожаю делать все назло, – говорит Алекс без тени сарказма и коленом раздвигает ноги Генри.
Все это должно быть… забавно. Горячо, глупо, нелепо, непристойно. Еще одно дикое сексуальное приключение в списке Алекса. Так все и есть, но… он не должен чувствовать себя так же, как в прошлый раз, словно он умрет, если вдруг остановится. Из груди Алекса рвется смешок, но он не дает ему выхода. Алекс знает: он помогает Генри справляться с чем-то глубоко внутри себя. Мятеж.
Ты очень храбр. Мне бы пригодилось сейчас это качество.
Кончив, он страстно целует Генри в губы, запустив пальцы глубоко в его волосы, высасывая весь воздух из его легких. Генри, задыхаясь, улыбается и прижимается к его шее, выглядя чрезвычайно довольным собой.
– Хватит с меня тенниса на сегодня, как считаешь?
После этого, прокравшись вслед за толпой, скрытые за охраной и зонтиками, они возвращаются в Кенсингтон, и Генри проводит Алекса в свои комнаты.
Его «апартаменты» представляют собой обширную сеть из двадцати двух комнат в северо-западной части дворца, которые находятся ближе всего к оранжерее. Он делит их с сестрой, но ни в одной из комнат с высокими потолками и мебелью, обшитой тяжелым жаккардом, практически нет их вещей. Присутствие Би бросается в глаза больше, чем присутствие самого Генри: кожаная куртка, перекинутая через спинку шезлонга, мистер Вобблс, вылизывающийся в углу, голландская картина маслом семнадцатого века на одном из лестничных пролетов, которая в буквальном смысле называется «Женщина в туалете». Только Би выбрала бы такую картину из всей королевской коллекции.
Спальня Генри столь же роскошная и невыносимо бежевая, как и предполагал Алекс: с позолоченной кроватью в стиле барокко и окнами, выходящими в сад. Он смотрит, как Генри стягивает с себя костюм, и представляет себе, каково это – жить в таких апартаментах. Алекс задумывается. Может быть, Генри попросту не позволено выбирать, как будут выглядеть его комнаты? Или он никогда не смел просить о чем-то другом? Все эти бесчисленные ночи Генри не может уснуть, слоняясь по этим бесконечным, безликим комнатам, словно птица, запертая в музее.
Единственная комната, в которой ощущается присутствие Генри и Би, – это маленькая гостиная на втором этаже, переделанная под музыкальную студию. Здесь цвета куда насыщеннее: турецкие ковры ручной работы в темно-красных и фиалковых тонах, табачного цвета диван. Маленькие пуфы и столики с безделушками торчат отовсюду словно грибы, а вдоль стен выстраиваются электрогитары разных моделей, скрипки, всевозможные арфы и одна огромная виолончель, прислоненная к стене в углу.
В центре комнаты располагается большой рояль, и Генри усаживается за него и принимается лениво перебирать клавиши, подбирая мелодию, напоминающую старую песню The Killers. Бигль по кличке Дэвид спокойно дремлет возле педалей рояля.
– Сыграй что-нибудь, чего я не знаю, – просит Алекс.
Еще в старшей школе в Техасе среди толпы спортсменов Алекс был самым начитанным. Ботан, повернутый на политике, он был единственным школьником, с которым можно было обсудить детали дела Дреда Скотта на занятиях по продвинутому курсу истории США. Алекс наслаждается музыкой Нины Симон и Отиса Реддинга так, как наслаждаются дорогим виски. Однако у Генри совершенно иной багаж знаний.
Поэтому он просто слушает и кивает, улыбаясь, пока Генри поясняет, что так звучит Брамс, а так – Вагнер, и что они оба находятся на противоположных концах романтизма.
– Слышишь здесь разницу?
Руки Генри двигаются быстро, почти без усилий, даже когда он разражается тирадой о войне романтиков в истории музыки или о том, как дочь Ференца Листа ушла от мужа к Вагнеру.