В череде дней Алекс порой замечает на какую-то долю мгновения, что скучает по тем моментам, когда все они собирались под одной крышей.
Отец всегда был поваром в семье. Детство Алекса было пропитано запахами тушеных перцев с луком, томленного в чугунной кастрюльке мяса и кукурузных лепешек, манящих из кухни. Он помнит, как мать ругалась и смеялась, открывая духовку в надежде найти там запретную пиццу, а обнаруживала лишь кучи кастрюль и сковородок, или когда в поисках масленки в холодильнике находила ее, заполненную домашним зеленым соусом. В той кухне было много смеха, много хорошей еды, домашних заданий за кухонным столом и громкой музыки, сопровождаемой толпами гостей.
Все это сменилось криками, за которыми пришла тишина. Алекс и Джун превратились в подростков, оба родителя которых стали членами конгресса. Став президентом студсовета, вторым капитаном команды по лакроссу, королем выпускного бала и отличником с наивысшим баллом, Алекс перестал беспокоиться по этому поводу, потому что у него попросту не было на это времени.
Тем не менее его отец провел здесь без инцидентов уже три дня, и однажды Алекс застал его на кухне с парой поваров, смеющимся и бросающим перцы в кастрюльку. Иногда ему хочется, чтобы такие моменты случались чаще.
Захра отправляется на Рождество в Новый Орлеан к семье – лишь по настоянию президента и по той причине, что Эми, ее сестра, родила ребенка и грозится прикончить Захру, если та не привезет ползунки, которые для него связала. Все это означает, что рождественский ужин состоится в сочельник, чтобы Захра не смогла его пропустить.
Сколько бы дней и ночей Захра ни проклинала всю их семью, она все равно ее часть.
– С Рождеством, Зи! – весело поздравляет Алекс, выйдя в коридор из обеденной комнаты.
На Захре красный облегающий свитер с воротником, у Алекса же свитер покрыт ярко-зеленой мишурой. Парень улыбается и нажимает кнопку внутри рукава. Из динамика под мышкой играет рождественская песня O Christmas Tree.
– Жду не дождусь, когда смогу отдохнуть от тебя хоть пару дней, – говорит она, но в ее голосе слышится ласка.
Ужин в этом году скромный – родители отца отправились в отпуск, поэтому стол, сверкающий белизной и золотом, накрыт на шестерых. Разговор протекает настолько спокойно, что Алекс почти забывает, что так было не всегда.
До тех пор, пока речь не заходит о выборах.
– Я тут подумал, – начинает Оскар, осторожно разрезая кусок филе на тарелке, – в этот раз я могу поучаствовать в твоей кампании.
На другой стороне стола Эллен опускает вилку на стол.
– Что ты можешь?
– Ты знаешь, – пожимает он плечами, прожевывая свой кусок. – Выступать на публике, составлять речи для выступлений. Быть твоим подручным.
– Ты шутишь?
Оскар с глухим стуком опускает вилку и нож на покрытый скатертью стол. О, черт. Алекс бросает взгляд на сестру.
– Ты действительно считаешь, что это настолько плохая идея? – спрашивает Оскар.
– Оскар, мы проходили через это в прошлый раз, – отвечает Эллен. Тон ее моментально становится ледяным. – Народ не любит женщин, но ему нравятся жены и матери. Они любят семьи. Последнее, что мне нужно, – напоминать избирателям о своем разводе, повсюду таская за собой бывшего мужа.
Он мрачно смеется.
– Значит, ты будешь притворяться, что он отец твоих детей?
– Оскар, – вмешивается Лео, – ты же знаешь, что я никогда…
– Ты упускаешь главное, – прерывает его Эллен.
– Это могло бы повысить твой рейтинг одобрения, – говорит он. – Мой сейчас очень высок, Эл. Выше, чем у тебя за все время пребывания в Белом доме.
– Приехали, – шепчет Алекс Лео, сидящему рядом с нейтрально-вежливым выражением лица.
– Достаточно цифр, Оскар! О’кей? – Эллен почти переходит на крик, опустив ладони плашмя на стол. – Согласно данным, мне хуже удается наладить контакт с избирателями, когда я напоминаю им о своем разводе!
– Люди знают о твоем разводе!
– У Алекса высокие рейтинги! – кричит она, и Алекс с сестрой вздрагивают. – У Джун высокие рейтинги!
– Они тут ни при чем!
– Иди к черту, я и без тебя это знаю, – шипит она. – Я никогда не утверждала обратного.
– Хочешь сказать, что не используешь их для своей кампании?
