— «Вы говорили, что ехали всю ночь и, значит, далеко отъехали от Вены, а сейчас 6 часов утра и Вы уже у меня.»
Не задумываясь он ответил, что приехал автомобилем. Дальше я не хотел его спрашивать, но невольно вспомнил поломанную печать на письме Ген. Краснова. У меня не оставалось сомнений, что передо мной сидит наглый тип, исполняющий, но крайне грубо и примитивно чье-то поручение.
Но кого могла интересовать моя переписка с Ген. Красновым, ломал себе я голову. Как я ни старался это решить, делая разные предпосылки, все мои мысли концентрировались на Ген. Доманове. Офицер был его штаба, письмо Ген. Краснова было там вскрыто, прочитано и, конечно, снята копия, — думал я. Так как мои письма были запечатаны несколькими печатями и вскрытию не поддавались, то было решено симулировать их пропажу. И, если тогда я не мог уяснить себе смысл этого, то позже, когда я был свидетелем поведения Ген. Доманова, его разрыва с Ген. Красновым и заискивания перед Ген. Власовым, для меня стала ясна цель. В этом случае Доманов применил чисто советский метод. Общеизвестно, что в Советском Союзе никаким словесным заверениям в приверженности к коммунистическому режиму, ценности не придается. Таковую надо доказать соответствующими поступками, в виде доносов на своих близких, или предоставлением каких либо важных документов, выкраденных, например, у иностранцев. Ген. Доманов, бесспорно, все время занимал явно враждебную позицию по отношению Р.O.A.. Каждое одобрительное слово, произнесенное офицером по адресу Ген. Власова, неминуемо влекло за собой увольнение со службы и таких примеров было очень много[11]. Желая подтвердить свой полный разрыв с Ген. Красновым и доказать свою верность Ген. Власову, Доманов, надо полагать, решил, вместе со своей челобитной, подкрепить свою преданность передачей ему и этих писем.
Я сделал вид, что удовлетворен докладом сотника, но просил его, порядка ради, проехать в штаб и доложить о краже писем начальнику штаба. По его уходе, я позвонил в штаб и сказал дежурному офицеру передать начальнику штаба мою просьбу, немедленно меня вызвать по телефону, как только он придет в штаб.
Когда, примерно через час, я рассказал ему историю с письмами, он был крайне возмущен и заверил меня, что они, вне сомнения, будут найдены, ибо он немедленно вызовет немецкую полицию и передаст ей для допроса этого офицера. Но, к сожалению, его расчеты не оправдались. Оказалось, что «курьер», ожидая его, сидел в углу той комнаты, где находился телефон. Он, конечно, слышал весь разговор и своевременно поспешил скрыться. Розыски его полицией остались безрезультатны.
Будучи в Италии, я встретил этого сотника в свите приближенных лиц к Доманову. При свидании с Петром Николаевичем, я, в шутку, сказал ему, что я не знал, что он находится здесь на положении пленника и под очень строгой цензурой. Затем я рассказал ему историю похищения писем. Для меня' было более чем странно, что мое заявление он принял Совершенно равнодушно. Он на него, никак не реагировал. Возможно, что Петр Николаевич так высоко ценил Доманова, что не допускал и мысли, чтобы его заподозрить в таком поступке.
Зато, С. Н. Краснов, сильно негодуя, весьма энергично взялся за это дело. Он вызвал «курьера» к себе. В моем присутствии опросил его, а затем, с моими показаниями, несомненно, уличавшими его во лжи, передал все Ген. Доманову.
При каждой встрече с Семен Николаевичем, я спрашивал его с положении этого дела. Ответ был всегда один и тот же, что он уже несколько раз весьма остро говорил по этому вопросу с Домановым, но последний лишь обещает передать дело в суд, а на самом деле держит его у себя.
Тогда я высказал генералам Красновым мою полную уверенность, что главную роль во всем играет сам Доманов. Мое подозрение вскоре подтвердилось. Когда, накануне отъезда офицеров на «сообщение» Английского генерала, я приехал в Лиенц, то названный сотник был самым близким адъютантом Доманова.
Я умышленно остановился на этом случае, дабы показать, в каком окружении работал П. Н. Краснов и чтобы иметь право утверждать, что кража писем была выполнена по приказанию Доманова, методами и приемами, применяемыми в Советском Союзе.
