Когда, в этот день вечером, согласно желанию Ген. Краснова, я ехал к нему, меня крайне интересовало — какой именно важный вопрос явится предметом нашего разговора.
Будучи у Петра Николаевича, я раньше всего, доложил ему, что Ген. Власов местом встречи остался доволен, но, к сожалению, может быть свободным только 7-го января в 5 часов вечера, т. е. на первый день нашего Православного Рождества.
— «Для меня и день и час также приемлемы и, значит, будем считать это окончательно установленным», — сказал Петр Николаевич.
— «В связи с этим, у меня к вам просьба Иван Алексеевич и я сейчас скажу в чем она состоит». После этого Ген. Краснов сказал, примерно, следующее: «Надеясь, что мои переговоры с Ген. Власовым окончатся успешно, я решил установить и поддерживать с ним постоянный контакт, путем учреждения при штабе Р.О.А. Зимовой Станицы, т. е. казачьего посольства. Такую форму связи Казачества и Р.О.А. я предложу Андрей Андреевичу при моем с ним свидании. Кроме Вас, я не нахожу сейчас никого, кто бы мог стать во главе Зимовой Станицы. Вы свой человек у Ген. Власова и, особенно, у Ген. Тру-хина; они Вас знают, считаются с Вами и в то же время, Вы остаетесь преданным казачеству и отстаиваете его интересы. Если Вы согласны, то я прочитаю Вам грамоту, введу Вас в курс процедуры посылки Зимовой Станицы и объясню главные ее функции».
Это предложение было для меня полной неожиданностью. Я мог все предполагать, но только не это. Служить я не собирался, о чем в первый день поставил в известность Петра Николаевича. Наша оценка общей военной обстановки была разная: он верил в победу немцев, я сомневался, считая, что Германия стоит накануне краха. Видел я и трагедию П. Н. Краснова, в его ужасном одиночестве. Он весьма тяжело переживал события и только внутреннее чувство, не допускало его признаться в этом. Не даром в его словах часто звучали грустные нотки и косвенные намеки на его крайне трудное и тяжелое положение. Кроме его племянника С. Н. Краснова, безусловно ему преданного, у него, в сущности, почти никого не было. Его окружение льстило ему, часто искажало и скрывало истинное положение, чем вводило его в заблуждение и при этом нередко больше заботилось о личном благополучии, нежели об общем деле. Передо мной была дилемма: отказать Петру Николаевичу, значило бы нанести ему, которого я и любил, и уважал, и коему был бескорыстно предан, — большую рану. Принять предложение — было для меня равносильно насильственному акту над. моей волей и сознанием. Я вспомнил, как часто и Ген. Краснов и Ген. Власов говорили мне, что Западных союзников они не считают своими противниками, что их единственный неприятель — советская власть и коммунизм. И они даже выражали уверенность, что их точка зрения: хорошо известна Лондону и Вашингтону.
Борясь внутренне сам с собой, я сказал: «Если Вы, Петр Николаевич, признаете для дела нужным мое назначение, то я согласен.»
Дав такой ответ, я все же надеялся, что даже при неизбежной катастрофе, мне, быть может, удастся оказать Петру Николаевичу, а значит и Казачеству, посильную помощь. Моим согласием Ген. Краснов остался доволен и тепло поблагодарил меня. Затем, он начал во-всех подробностях знакомить меня с церемонией предстоящей посылки Зимовой Станицы к Ген. Власову. Он прочитал мне прекрасно составленную им грамоту, каковую Атаман Зимовой Станицы, по прибытии к Ген. Власову, должен будет огласить в особо официальной и торжественной обстановке, с участием почетного караула и хора трубачей. Почетную свиту Атамана, по замыслу Петра Николаевича, должны были составить представители Всевеликого Войска Донского, Кубанского, и Уральского или Оренбургского. При этом он сказал, что Ген. Доманову уже послано приказание командировать из Италии в Берлин указанных представителей. Не упустил Ген. Краснов сделать даже набросок штата канцелярии Атамана Зимовой Станицы и, передав таковой мне, просил меня, если нужно, внести соответствующие коррективы.
Я был буквально поражен той огромной работой, которую выполнил Петр Николаевич в такой короткий срок. Эта большая работа, сделанная Ген. Красновым, красноречиво говорила мне, как серьезно он готовился к предстоящей встрече с Ген. Власовым и что он верил в ее успех. Давая мне разные пояснения и указания, оп говорил в полном убеждении, что все это будет осуществлено.
