— Я знаю все, о чем ты думаешь, когда находишься в моей кабине.
— База может нас слышать?
— Только то, что ты сам захочешь ей передать.
— Хорошо. Тогда начинай выполнять маршрутный разворот.
— Нас сразу же засекут радары.
— Сколько у нас будет времени до момента появления перехватчиков?
— Это зависит от твоих артистических способностей.
— Что, что? — не понял Глеб, до сих пор не свыкшийся с мыслью о том, что мозг этой машины обладал чувством юмора.
— От того, как долго мы сумеем им морочить голову. В худшем случае секунд сто двадцать.
— Этого недостаточно.
— Конечно, недостаточно. А ты думал, они спокойно будут смотреть, как ты используешь лучшее в мире военно-техническое оборудование в своих личных целях?
На этот раз Глеб усмехнулся и сразу же успокоился.
Кажется, ему все же удалось здесь найти настоящего друга, а когда опасную работу доводилось выполнять в хорошей компании, настроение у него всегда улучшалось.
Несколько минут прошло в молчании, и Глеб полностью отдался ни с чем не сравнимому чувству полета в кабине прозрачного корабля. Таким этот лес может видеть разве что птица, но у птиц не бывает захватывающих дух скоростей…
— Нас уводит в сторону от маршрута.
— Так вернись на него!
— Я уже пытался, но управление частично вышло из-под контроля.
— Давай обойдемся без мрачных шуток. Я всего лишь курсант, но знаю, что это в принципе невозможно.
— Конечно, невозможно. Однако именно это и происходит.
— Мек, это не самая лучшая из твоих шуток!
— Ответь лучше базе, она пытается выяснить, почему двадцать секунд назад мы ушли из полетного коридора. Если ты собираешься выиграть время, самое лучшее начать это сейчас, через минуту они вышлют перехватчики.
Кабина тотчас же наполнилось ревом дежурного по базе. Дежурил Красс Луженая Глотка, и он оправдывал свое прозвище. Пока Глеб пытался уверить его, что все в полном порядке, лишь небольшие помехи в управлении, они постепенно теряли высоту и вот-вот должны были выйти из зоны видимости радаров базы. Оставались, конечно, орбитальные спутники наблюдения, но их было всего три, и Мек наверняка рассчитал маневр так, чтобы попасть в двадцатиминутный промежуток их радиомолчания в этой зоне.
Наконец связь отключилась, резко, словно ее отрубили. Они неслись уже над самой землей.
— Где мы?
— Почти на месте. Глеб!
— Да?
— Я не понимаю, что происходит.
— О чем ты?
— Нас все время затягивает в сторону, и мне приходится расходовать колоссальное количество энергии, для того чтобы удержаться на маршруте.
— Из воплей Красса я понял, что началась сильнейшая магнитная буря, может быть, она?..
— О буре я знал час назад. Она способна вывести из строя связь, но не внутреннее управление двигателями.
— Тогда, возможно, база? Ты уверен, что здесь нет встроенного дистанционного блока, контролирующего в случае необходимости наши действия?
Меконг изобразил своими динамиками вполне человеческий смешок и спросил:
— Глеб, а у тебя нет никаких встроенных органов, о которых ты бы не знал?
— Может, и есть… Извини. Я сказал глупость. Но тогда что происходит?
— Не могу понять. Нас занесло градусов на пять севернее. Мощности двигателей не хватает, для того чтобы выправить курс.
— Но почему это должно было случиться именно сейчас!
— Не отчаивайся. Мы их значительно опережаем, и здесь только одна дорога. Я думаю, все еще может получиться.
Затем Глеб услышал свист веток, разбивавшихся о корпус ракеты, и лишь сейчас понял, насколько плохо обстоят дела.
Меконг боролся, используя последние резервы, с неведомой силой, тянувшей их к земле, они шли уже слишком низко.
Чтобы не разбиться о деревья, Мек сбросил скорость, и в ту же секунду двигатель отключился вообще.
Само приземление прошло довольно мягко. Ракета рухнула в густой, плотный лес, и толстые ветки смягчили удар.
Самым странным, самым невероятным во всей этой аварии было то, что она вообще произошла.
Инструктора не уставали повторять о надежности Меконгов и практической неуязвимости этого класса десантных торпед. И все же авария произошла. Погасли контрольные индикаторы на подлокотниках пилотского кресла, не срабатывали даже кнопки ручного управления.
