И все же теперь за его плечами были десятки схваток и не только рукопашных. Он усвоил правила, которые не преподают в фехтовальных школах: если противник сильнее, сделай вид, что ты проиграл, заставь его расслабиться, а потом найди деталь, мелочь, любую зацепку — найди и используй ее в бою.
— Ваше предложение об обмене Книги все еще остается в силе? — За градом ударов ему едва удалось выдавить из себя этот вопрос.
Румет рассмеялся. Он уже играл с Глебом, как кошка играет с мышью, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы.
— Нет, мой мальчик, считай, что это была шутка. Я обещал своему господину еще одно украшение для его гостиной. Вот это предложение остается в силе!
И когда он говорил это, Глеб сделал то, чего бы не сделал ни один уважающий себя фехтовальщик. Заканчивая очередной выпад, он разжал ладонь, посылая вперед свой легкий как перышко меч. И меч, неожиданно для противника удлинившись, коснулся его груди.
Глеб видел, что под обычными доспехами Румета просвечивает все та же металлопластовая кольчуга, способная остановить удар любого оружия. Все же этот человек не был настолько уверен в собственных силах, как хотел это показать.
Но именно кольчуга сделала его беспечным и позволила Глебу провести свой неожиданный прием.
Глеб рисковал всем и поставил на кон все. Если бы кольчуга Румета была сделана из того же металла, что и меч, это был бы последний удар Глеба. Но вероятность такого исхода казалась ничтожно малой, слишком редка подобная сталь…
И Глеб оказался прав. Со свистом преодолев разделявшее их пространство, меч погрузился в тело Румета по самую рукоятку.
Какую-то долю секунды Румет стоял, бешено вращая глазами, не понимая, что произошло. Он даже занес свой меч для завершающего удара, но покачнулся, изо рта у него хлынула кровь, и он упал лицом вперед, к ногам Глеба.
— Сожалею. Но я не взял с собой вашей воды.
Выдернув меч из груди уже мертвого Румета, Глеб бросился к лестнице часы отсчитывали последние минуты.
Когда он выбрался с противоположной стороны туннеля, над городом плясали радуги, они вспыхивали как зарницы и растекались разноцветной пеленой, закрывая собой весь Китеж.
И где-то там, в неведомых Глебу исторических глубинах, уже начали слагаться слова…
«И сей град Болший Китеж невидим бысть и покровен рукою божиею, иже на конец века сего многомятежна и слез достойного покры господь той град дланию своею. И невидим бысть по их молению и прошению».
Тысячи вопросов оставались без ответа, и Глеб понимал, что ответы ему придется искать самому, возможно, всю оставшуюся жизнь.
Из-за спины Страбора, сквозь медленно сужавшийся проем пандуса, Глеб видел огромную неуклюжую голову Нелады с ее печальными, уставившимися в его сторону глазами. Даже сейчас, про себя, он не решался произнести ее настоящее имя.
Вспомнился их последний ночной разговор. Безмолвный разговор, которому не мешали слова, произносимые вслух.
— Тебе придется уехать с этим чужим человеком, он обещает помочь тебе.
— Помочь мне? Разве мне можно помочь?
На секунду ему показалось, что в ее огромных глазах мелькнула искра неожиданного интереса, что где-то в глубине своего искалеченного сознания она понимает все и все помнит.
— Однажды его друзья помогли мне. У меня был поврежден позвоночник, не действовали обе ноги, осколочное ранение в Афгане.
— Что такое Афган? — спросила она, словно поняла все остальное.
— Это место… Место, в котором люди убивали друг друга. Хирурги из мира Страбора способны творить настоящие чудеса. Ты хочешь, чтобы они тебе помогли?
Она долго молчала, и, когда он уже начал думать, что так и не получит ответа на свой вопрос, в его сознании вновь возник ее бесцветный и четкий голос:
— Мне очень страшно, Глеб, только рядом с тобой мне кажется, что мир перестает падать. Но ведь ты хочешь, чтобы я согласилась, я чувствую твое желание…
— Я хочу, чтобы ты снова…
Он не договорил, не рискуя переступить ту роковую черту, за которую оба старались не заглядывать.
Поняла ли она все, что он ей сказал? Наверняка она понимала гораздо больше того, в чем решалась признаться самой себе…
