Красная перчатка - страница 77
— Да вы настоящий бунтарь, мсье!
— Я бы не настаивал на таком определении, — не согласился жонглер. — Но когда виллану, пытавшемуся после смерти проникнуть в царство небесное, в одном французском фабльо[60] святой Фома говорит, что рай — это «обитель для куртуазных», я готов собственным руками задушить сочинителя сего опуса! Кстати, наша козочка уже готова, и мне кажется, настала пора теоретические изыски перевести в практическую плоскость — вместо пустых словес, которыми сыт не будешь, займемся-ка более приятным во всех отношениях диспутом вкуса и желудка.
Шпильман и жонглер дружно накинулись на дичину, и спустя небольшой промежуток времени от нее остался один скелет. Запасливый немец спрятал заднюю ногу дикой козы в свой походный мешок (когда еще выпадет такая удача?). Быстро уничтожив следы преступления — похоронив в ямке кости и затушив костер — приятели перешли на другую полянку, с более густой и мягкой травой, поближе к дороге, где и прикорнули, чтобы жирок завязался.
Разбудил их тихий говор. Франсуа имел способность мгновенно реагировать на разные опасности, даже если разбудить его среди ночи. Поэтому он мигом зажал ладонью рот Рейнмару, который хотел что-то спросить, и выразительно приложил палец к губам — молчи!
Разговаривали неподалеку, на соседней лужайке, что была гораздо обширней той, где расположились на отдых штукари.
— …Денег с собой он везет мешок! Это точно, — горячился один из собеседников.
— Да, еврей Элиас из Везеля — богатый ростовщик, — солидно подтвердил другой.
— Жакуй, кто тебе сказал, что ростовщик будет ехать именно по этой дороге? — строго спросил третий.
— Кто, кто… А то ты, Гиральд, не знаешь, кому мы обязаны нашим благополучием. Маттео, харчевник из Эннебона. Элиас направляется в Клиссон по каким-то своим делам. А где находится самая короткая и удобная дорога до Клиссона? Здесь! К тому же Маттео сказал, что во время турнира ростовщик собрал старые долги. Многие рыцари ему задолжали за свое снаряжение. Вот он и потряс их, как пьяница грушу с созревшими плодами.
Разбойники продолжали разговаривать, и под шумок Франсуа указал Рейнмару на лесную чащу, куда они и удалились тихо — на безопасное расстояние от кровожадных грабителей.
— Это шайка Бешеного Гиральда, — уверенно сказал Франсуа, когда штукари залегли в неглубокой ложбине. — Сукин сын, каких поискать. За ним маленький должок. Неплохо бы рассчитаться…
— Я уже догадался, что с вами нужно ухо держать востро! — сердито сказал Рейнмар. — Похоже, вы знакомы со всеми разбойниками и ворами Бретани и Англии.
— Ну, не стоит преувеличивать… Не со всеми, а только с некоторыми, и не с разбойниками, а с отверженными, обиженными королями и герцогами. Правда, шайка Кривого Носа особо выделяется из всех, кто шалит на дорогах. В ней одни головорезы, которые за грош пустят кровь кому угодно. Однако о Бешеном Гиральде давно ничего не было слышно. Говорили, он со своими бандитами перебрался в Нормандию. Похоже, и там ему начало припекать.
— А что за должок, о котором вы, мой друг, говорили?
— Однажды Бешеный Гиральд поймал меня на дороге возле Нанта и ободрал, как липку. Я как раз был в хорошем настроении…
— То есть пьян вдребезги, — с иронией подхватил Рейнмар.
— Не будем углубляться в детали. В общем, я шел, пел баллады и был в весьма приподнятом состоянии духа, потому что в кошельке моем бренчали монеты, полученные за выступление в замке одного барона, а в сумке за плечами лежал кусок мяса, свежие хлебцы и бутылка доброго вина. А что еще нужно бродячему жонглеру и музыканту? Жизнь казалась мне прекрасной; природа вокруг благоухала, светило солнце, чирикали лесные птички, порхали мотыльки… и я потерял на какое-то время свою обычную бдительность. Вот тут-то разбойники Бернара меня и сцапали…
— Знакомая ситуация, — философски заметил Рейнмар. — Меня тоже не раз грабили.
— Ах, если бы это был просто грабеж! Но меня разбойники сначала заставили ублажать их песнями и разными штуками, пообещав заплатить, а потом все отобрали, раздели догола (представляешь — догола! меня, дворянина!) и пинками выгнали на дорогу. Ох, и натерпелся я сраму! Хорошо, мне попался сердобольный пастух, он нашел какое-то рванье, чтобы я мог прикрыть хотя бы причинное место. Это все к тому нашему разговору о простолюдинах, которых мы в своих произведениях изображаем бесчувственными чурбанами и дикарями… Так что Бешеный Гиральд сильно мне задолжал.