— Как, сестрица?
— Сестра? А Зина ни разу не заикнулась, что имеет брата.
— Зина — кузина, такое вот родство. Лучшей сестры себе не пожелал бы, слово чести.
— А я — лучшей подруги. Так едем? Зина?
— Только на чуть-чуть, ладно? Вячеслав, согласен?
Он, разумеется, был согласен. Все шло по плану, гладко, быстро, красиво.
Ужин Людмила выставила барский: и икру, и оливки, и рыбку копченую — кроме колбасы, салата, сыра. Зина взялась приготовить горячие бутерброды. Вячеслав действительно чувствовал себя в наилучшей форме, фонтанировал анекдотами, шутками, комплиментами. Ему нравилась квартира — новый дом, но планировка не клеточно-вагонная. Обстановка современная, ее прекрасно дополняют, безусловно старые, дорогие вещи: замысловатый, высокий подсвечник, похоже, из серебра, вазы — фарфор, керамика, металл, нарядная посуда в большом серванте, два пейзажа, писанных маслом, диковинные подушки неожиданных форм на широкой тахте, светлый пушистый ковер. Книг немного корешки подписных, наиболее модных изданий. В общем, вдохновляющая квартира и ее хозяйка, — весело заключил Вячеслав.
Зина вскоре засобиралась, умница. Людмила, тоже не без сообразительности, не стала задерживать. Прощаясь, Зина оставила открытым вопрос о ночлеге и вообще дальнейшем местопребывании брата. Редкое качество у женщин — не требовать полной, сиюминутной ясности.
Оставшись вдвоем, они еще посидели за столом, потом вместе убрали посуду — Вячеслав отметил: по-семейному — сварили кофе, включили магнитофон. Он пригласил ее танцевать — в его обращении с ней почти не было игры: вынужденный сексуальный пост явно кончался и медленный танец уверенно вел к желаемому результату. Вячеслав давно понял: не следует слишком осложнять задачу, когда хочешь взять женщину. Первый этап, конечно, примитивный треп: расслабляет даже умную бабу. Дальше уверенно иди к цели: целуй, пока не размякнет в твоих руках. Говорить не требуется ничего, кроме: эти глаза! этот рот! эта грудь! Упаси Бог — просить, обещать. А дальше не будь скотом, стремись, чтобы и ей было хорошо — тогда собственные ощущения полнее.
Им обоим было хорошо. Людмиле не доставало нежности, но на нее глупо рассчитывать при блиц-партии — женщине нужно наслушаться-наглядеться, чтобы пробудилась нежность. И не каждая имеет ее в запасе, нежность, — она все в большем дефиците. Людмила же была естественна, охотно подчинялась его страсти, быстро зажигаясь сама и не скрывая этого. И поспать ему дала на рассвете, не выжимая из него понимания и чуткости.
Горячий кофе, бутерброды на завтрак — и жизнь хороша, и жить хорошо. Людмила весело, неназойливо щебетала, умышленно или ненароком обходя наиболее важное для него сейчас. Он начал сам:
— Пятница сегодня, командировка кончается, а уезжать не хочется. Эх, будь мы с тобой во Львове — увез бы тебя на природу, шашлыком первоклассным накормил, а на закуску, Людочка, твой поцелуй. Все хорошее, увы, быстро кончается.
— Продлись, мгновение! Шашлыки, между прочим, и под Киевом хороши.
— Нет, Людочка, я — реалист, мечты — они хороши в юности. Моя жизнь теперь — работа, работа и работа. Почти сорок лет — докторскую надо форсировать, хату надо выбить.
— Ты что, без квартиры до сих пор?
— Жене оставил, не по-мужски, считаю, иначе.
— Развелись?
— Да бумаги пока не оформляли, мне они ни к чему, детей нет. Ушел. У друга пока живу, нечем похвалиться. Так что выходные для меня, сама понимаешь…
У Жукровского был приятель, когда-то вместе в школе штаны протирали, Стас… Так вот, будучи не Бог весть каким красавцем, Стас буквально купался в бабьей заботе. Подход имел простецкий, но безотказный. Как отслужил в армии, все одну пластинку заводил, с любой: стою, бывало, ночью, в дождь, в снег, границу нашу охраняю и представляю себе: милая, ласковая женщина рядом, чай вместе пьем — и так хорошо на душе!
Срабатывал прием Стаса! Людмила уже говорила:
— Сделаем, Славик, так. Я звоню на работу, отпрашиваюсь, мы едем на рынок, закупимся — и на дачу. Принято?
— Идеальный план! Если не в ущерб твоим делам и прежним планам на выходные.
— Значит, принято!