Стариков, даже задвинутых в пансионаты, на обочину жизни, с глаз долой — все равно слишком много. Урезанное до предела пенсионное обеспечение поглощает львиную долю бюджета, а налоги тяжким грузом давят на каждого, кому повезло найти работу. И ограничение рождаемости, и, наоборот, поощрение, и роботизация производства, и все прочие прожекты до сих пор только запускали все новые петли обратной связи, закручивали и закручивали пружину безнадежной ненависти. Что же удивляться, что государство втайне поощряет любые способы хоть как-то выпустить пар? Чиновники лицемерно рапортуют, что пансионаты, мол, обеспечены адекватной охраной — а кто не спрятался, я не виноват.
Куликов, скрипнув зубами, вспомнил жалкие съежившиеся фигуры встречавшихся иногда в транспорте пенсионеров, настороженные подобострастные улыбки. Шпана в подворотне сегодня отступилась, только решив, что еще рано — но это ненадолго. Очень скоро все соседи заметят, что он перестал ходить каждый день на работу. Можно, конечно, ходить… куда-нибудь. С озабоченным видом наматывать километры по улицам, притворяясь занятым и целеустремленным. И надолго его хватит? Ну, нет!
Он оттолкнулся от двери, решительно прошел в комнату, вытащил с нижней полки ящик с инструментами. Его не заставят прятаться и дрожать от страха! Конечно, оружие для послеграждан под запретом, но инструмент носить с собой никто не запретит. Надо сообразить, что можно использовать, как кастет. А еще лучше, заточить стамеску…
Он выпрямился, держа в руках набор стамесок, мельком бросил взгляд за окно. Из подворотни разбредались в разные стороны, нога за ногу, хилые тощие фигурки. Они же дети! Его окатило жгучим стыдом. Уронив стамески на подоконник, он ткнулся лбом в раму. Как это вышло, что он видит врагов в идущих следом поколениях? Как получилось, что они видят врага в нем? А разве он сам, встречая на улицах запуганных стариков, не испытывал лишь раздражение, не думал со злостью, чего им дома не сидится? Не потому ли, что в свое время сам голосовал за все эти законы о пенсионерах? Не потому ли, что злость скрывала такой же стыд, давно затоптанный в глубину души?
Это тоже петля обратной связи. Молодые голосуют за то, чтобы убрать старших с дороги, ведь работа и жизнь нужна им сейчас, а не когда-то потом, и в юности не верится, что когда-нибудь доживешь до пенсии. А когда они все-таки стареют, то уже не могут протестовать — и даже не потому, что мешает лишение гражданских прав. Каждому, сохранившему совесть, протестовать мешает стыд.
Куликов внезапно понял, чем руководствовались те, кто затевал самоубийственную экспедицию на Марс. Не безответственным научным любопытством, а таким же стыдом. Это всего лишь отчаянная попытка разомкнуть порочный круг, любой ценой найти другой выход, пока человечество не взорвалось, как перегретый котел. И даже если попытка закончится неудачей, все равно лучше погибнуть в борьбе, чем в богадельне от старости, сознавая себя камнем на шее потомков.
Он отвернулся от окна и включил коммуникатор. С Полиной ему теперь все равно придется расставаться — так почему бы не потратить остаток жизни с бОльшим толком?
Сайт марсианского проекта подтвердил его предположения. Уже были утверждены руководители будущей колонии — известные ученые и политики пенсионного или предпенсионного возраста, как раз те, кто мог бы рассчитывать на президентское исключение. На первой странице сайта была размещена эмоциональная статья начальника экспедиции академика Ридберга — о новой теории, на основе которой определяли минимальную численность колонии, необходимую для формирования жизнеспособного биополя. Дальше были таблицы и графики, подробности организации и снабжения колонии, план мероприятий… Проект был разработан тщательно и с любовью, те, кто это затеял, верили в новую теорию и совсем не собирались геройски погибать.
Увлекшись, Куликов прозевал возвращение жены и едва успел погасить экран, услышав ее шаги в прихожей. Комнату сразу заполнили сумерки: за окном темнело. Полина вошла, не зажигая света, опустилась в кресло и устало откинула голову на спинку.
