Ковчег царя Айя. Роман-хроника - страница 50

Шрифт
Интервал

стр.

– Не одернул! – невольно вырвалось у Аллы, – да он воспринял мои слова как само собой разумеющееся. И лишь по одной причине: он – царь Айя. И к царю надо обращаться именно так. Кирилл! Я ведь тебе говорила, что существует древняя легенда о царе Айя, который живет именно здесь. Он ведает всеми тайнами мыса Айя и обладает огромной властью. Я удивляюсь твоей слепоте.

Руданский ел молча, а, прикончив последний бутерброд, глянул на часы и «отдал приказ»:

– Все. Нам пора. На сборы пять минут.

Он вытряхнул из своего рюкзака все лишнее, оставив лишь две пластиковые бутылки с водой и пакет с бутербродами. А сверху положил древние свитки, завернутые в обыкновенный целлофан. Между тем, Алла быстренько убрала клеенку, служившую обеденным столом и, свернув ее вчетверо, забросила в палатку. Костер почти догорел, и его тоненький дымок извивался змейкой, уползая куда-то к звездам.

– Ну все, пошли, – сказал Кирилл.

Он включил фонарик, благо, теперь он запасся батарейками, которых хватит на целый год, и осветил тропинку, ведущую к мысу. Они вступили в темноту, за которой их ждала неизвестность. Знакомая Руданскому тропинка вывела на поляну, где в палатке спали Петя и Женя. Петин храп был хорошо слышен даже на расстоянии, и Алла прокомментировала:

– Опять на спине спит. Я сейчас…

Она бросилась к палатке и, аккуратно расстегнув молнию «двери», проникла вовнутрь. Руданский терпеливо ждал, когда женщина вновь к нему присоединится. Но минуты проходили одна за другой, а Алла все не показывалась. Журналист стал поглядывать на часы и откровенно нервничать. А затем не выдержал и негромко позвал:

– Эй, где ты там?

В тот же миг из палатки выползла Алла, и Кирилл увидел, что спутница держит за лямку рюкзак.

– Зачем он тебе? – удивился Руданский.

– Пригодится, – неопределенно сказала Алла, – сказал же царь Айя: «Всякое может случиться».

Кирилл только головой дернул.

– Снова ты за свое: «Царь Айя да царь Айя». Какая упрямая женщина, однако!

Вильям и Корень

4

Когда Кудеяр покинул теперь уже навсегда мыс Айя, Василий Корень и Вильям остались одни. Бывший подельник атамана предоставил чужестранцу полную свободу, и тот мог делать все, что ему хотелось. Но Вильям, убитый горем после смерти любимой Джейн, только сидел у ее могилы и тупо смотрел на холмик свежей земли. Казалось, весь мир для него перестал существовать, и лишь крохотный кусочек земли еще представлял какой-то интерес. Он часами разговаривал с той, которую так любил все последние годы и которой стремился преподнести дорогой подарок. Вильям иногда кивал головой, иногда улыбался, а иногда, как дитя, плакал навзрыд. Его не смущал ни сильный ветер, и временами налетающий дождь, ни солнце, обжигающее своим горячим дыханием все в округе.

Василий Корень, человек сильный, упрямый и никогда не падавший духом, не мог спокойно смотреть на то, как убивается по женщине этот странный человек. Джейн уже не вернуть, ее тело предано земле, а душа ушла к Богу. Страдания, выпавшие на ее долю, закончились, и теперь надобно самому Вильяму подумать о собственной судьбе, а не умирать на этом безлюдном клочке земли!

Однажды Вильям обратился к Кореню со странным вопросом: не разрешит ли тот взять часть сокровищ, хранящихся в пещере? Василий удивился, но разрешил. Может быть, теперь чужестранец как-то оживет, возьмет себя в руки и уйдет подальше от этих мест? Но Вильям поступил по-иному. Он приволок на поляну, где была похоронена Джейн, огромную кучу самоцветов и стал аккуратно выкладывать из них какой-то мозаичный рисунок. Проходили дни, один за другим, а Вильям с упоением раскладывал камни на примятой траве. Василий несколько раз подходил к нему и молча наблюдал за странным занятием бывшего узника. Дивился замысловатым узором, а затем так же тихо уходил. Он даже не знал, видел ли Вильям его или, упоенный своей работой, никого и ничего не замечал.

Надо признать, что не только Вильям, но и Корень после смерти Джейн почти перестали принимать пищу. Если состояние чужестранца еще как-то можно было объяснить, то отсутствие аппетита у Василия, человека, далекого от сентиментальных проявлений, не поддавалось никакому истолкованию. Корень сам перестал себя понимать. Что так сильно повлияло на его рассудок: уход верного товарища Кудеяра, смерть Джейн или неизмеримая ничем тоска Вильяма? А, может быть, виной всему эти самые самоцветы, которые сейчас Вильям, как ребенок, раскладывал на траве? Знать бы…


стр.

Похожие книги