— Нет! Что стряслось? — Квиллер окончательно проснулся.
— Мне только что звонили из полиции. Наше фото на обложке — дом Тейта… ограблен!
— Что?! Что украли?
— Нефрит! По грубой прикидке — на полмиллиона долларов. И это не худшее. Миссис Тейт мертва… Квилл! Вы здесь? Вы меня поняли?
— Понял, — упавшим голосом сказал Квиллер. медленно опускаясь на стул. — Не могу поверить.
— Это трагедия per se, а то, что мы в неё впутаны, — ещё хуже.
— Убийство?
— Нет, слава Богу! Всё не настолько ужасно. Кажется, у неё был сердечный приступ.
— Она была тяжело больна. Наверное, услышала взломщиков и…
— Полиция хочет как можно скорее побеседовать с вами и Оддом Банзеном, — сказал главный. — Они хотят взять у вас отпечатки пальцев.
— Они хотят наши отпечатки? Хотят допросить нас?!
— Пустая формальность. Сказали, что это им поможет разобраться в отпечатках, которые возьмут в доме. Когда вы там делали снимки?
— В понедельник. Ровно неделю назад. — И Квиллер высказал то, о чем они оба думали: — Такая реклама не сулит журналу ничего доброго.
— Она может его раздавить! Что у вас припасено на следующее воскресенье?
— Старая конюшня, превращённая в дом. Принадлежит торговцу подержанными машинами, которому хочется видеть свое имя в газете. Я нашёл множество хороших домов, но владельцы не хотят, чтобы мы упоминали их имена и адреса — по той или иной причине.
— А теперь у них появилась ещё одна причина, — сказал главный, — чёрт бы её побрал!
Квиллер медленно повесил трубку и вперился в пространство, оценивая дурные вести. Коко во время этого необычного телефонного разговора не позволил себе ни малейшего вмешательства. Кот съёжился под туалетным столиком, неотступно следя за репортёром, — словно чувствовал всю серьёзность ситуации.
Квиллер поднял по тревоге Одда Банзена на его Дивной Опушке, и часа через два оба газетчика очутились в полицейском управлении, давая показания.
Один из детективов спросил:
— Что пыталась сделать ваша газета? Дать наводку для грабежа?
Газетчики рассказали, как были посланы фотографировать интерьеры в доме на Тёплой Топи и как Тейт выдал ключ и наблюдал за отпиранием ниш. Рассказали, как ему хотелось, чтобы редчайшие экспонаты были сфотографированы.
— Кто был там ещё, когда вы снимали?
— Дизайнер Тейта, Дэвид Лайк… и мальчик-слуга, Паоло — и я заметил, как в кухне мелькнул ещё один слуга, — ответил Квиллер.
— Вы вступили в какой-либо контакт с мальчиком-слугой?
— О, конечно, — сказал Банзен. — Он три часа работал со мной, помогал устанавливать свет, оборудование перетаскивал. Славный малый! Я сунул ему парочку баксов.
После недолгого допроса Квиллер и сам из любопытства кое о чём спросил детективов, но они предпочли отмолчаться. Это была не его епархия, о чём они отлично знали.
На обратном пути из управления Банзен сказал:
— Я рад, что мы отделались лёгким испугом. Мне показалось было, что они нас заподозрили.
— Наша профессия вне подозрений, — ответил Квиллер. — В жизни не услышишь о газетчике, превратившемся в преступника. Врачи избивают своих жён, юристы подстреливают партнеров, банкиры скрываются с деньгами вкладчиков. А журналисты идут себе в пресс-клуб да там и топят свои преступные наклонности.
Когда Квиллер добрался до службы, первое, что он сделал — это позвонил в студню Лайка и Старквезера. По проводу до него тут же долетел рокочущий голос Дэвида Лайка.
— Слышали новости? — мрачно спросил Квиллер.
— Слышал по радио у себя в машине. — сказал Лайк. — Похоже, у вас проблемы.
— А как Тейт? Он, верно, с ума сошёл от горя. Вы же знаете, как он трясется над своим нефритом!
— Можете быть уверены, что они были застрахованы на солидную сумму, и теперь он может доставить себе удовольствие — собирать всё сызнова.
Квиллера удивил недостаток сочувствия в голосе дизайнера.
— Да, но потерять жену!
— Это было неминуемо. Смерть могло вызвать что угодно, в любой миг — дурные новости с фондовой биржи, выстрел по телевидению! А она была невыносимая женщина, — добавил Лайк. — Она провела в своём кресле на колёсах долгие годы и всё это время заставляла мужа и прочих буквально по веревочке ходить… Нет, кончина миссис Тейт не стоит и слезинки. У вас и без того есть о чем тревожиться. Как, по-вашему, это повлияет на «Любезную обитель»?
