Есть скребки круглые, овальные, треугольные, обработанные тонкой ретушью не только по краю, но полностью, являя собой произведение искусства; концевые скребки на концах ножевидных пластин и вытянутых кремневых отщепов, а вместе с тем — боковые и угловые, каждый из которых имел свое назначение, подобно тому, как разнится внешне похожий, а на самом деле такой различный слесарный набор инструментов.
Вогнутые скребки — скобели — применялись для обработки древков стрел и их костяных наконечников…
Со скребками сравнительно просто. Еще проще со шлифованными орудиями. Правда, они попадаются намного реже, чем скребки, обычно разбитыми, но над их назначением не приходится ломать голову. Человек шлифовал два вида орудий, одинаково связанных с обработкой дерева, — долота и тесла. Оба они ближайшие родственники топору, в отличие от которого у тесла лезвие желобчатое, а у долота — скошенное, потому что они рубили волокна дерева не вдоль, на раскол, а поперек…
С самого начала истории, с того момента, как человек осознал себя человеком, идет непрерывный, все усложняющийся процесс материализации человеческой мысли, процесс ее воплощения в нечто конкретное, зримое, осязаемое: в орудия войны и труда, в предметы окружающего нас быта, в произведения искусства, здания, станки, машины, космические ракеты, в строки стихов, в звук и цвет, наконец, в те электронные системы, имитирующие структуру нашего мышления, в которых накопление и обработка информации происходит неизмеримо более сложным путем, но в конечном счете по тому же принципу, как человек создавал свой первый топор…
За окном моросит, лес стоит намокший и бормочущий, напряженный в своем буйном весеннем порыве, который все сдерживают и сдерживают холода и этот неспешный, мутно-повествовательный дождь.
Мы разбираем первые находки, описываем их, зарисовываем, заносим в опись, посмеиваемся друг над другом, над дождем, над задержкой в работе, уверяем, что дождь — это к лучшему, что он «земле нужен», и копим, взращиваем в себе одерживаемое природой напряжение весны, которое должно разрешиться в первый же солнечный день зеленым взрывом пухнущих клейких почек…
11
Такое солнечное утро, такая неожиданная теплынь разлита в воздухе, так самозабвенно выводит сегодня трели скворец на березе, что решаем: ехать на Сомино озеро!
Удочки, рюкзаки… Саша кладет в рюкзак хлеб, круто сваренные яйца, бутылки с парным молоком, которые уже налила и заткнула скрутками из газет заботливая Прасковья Васильевна. Вадим переворачивает за домом слежавшиеся за зиму пласты мокрой, прелой под навозом земли в поисках первых земляных червей: мотыль давно кончился.
Последним вытаскиваем из дома мотор с бензиновым баком.
Совсем незаметно, за какую-то неделю, наша новенькая «Москва» стала полноправным членом экспедиции — несколько капризным, тяжеловатым, но работающим на совесть.
Чтобы накормить ее ворчащую, попыхивающую дымом утробу, мы отправляемся за бензином и маслом, а вернувшись, рубим на ступеньках крыльца из гвоздей злополучные шпонки. Самодельные с успехом заменяют фабричные: они мягче, легче срезаются, и меньше опасений повредить винт о корягу или подводный камень…
Лес зеленеет на глазах. Он наверстывает упущенные дни. С каждой минутой кружевная зелень сверкает на солнце ярче, сочнее, и, приостановившись, кажется, что явственно слышишь тихий треск лопающихся почек и шорох расправляющихся листков.
Уложены в нос лодки продукты, прикрыты плащами рюкзаки. Вадим подсовывает туда же консервную банку с сизо-лиловыми, переливающимися на солнце перламутром, еще сонными от холодов червями.
— Трогай!
Кренясь и скользя, убегают назад отражающиеся в воде берега. Река встает перед лодкой то кустами, то невысокими осыпающими песок обрывами, с мостками, примкнутыми к ним лодками, нависающими над водой сарайчиками, разворачивается то влево, то вправо широкими спокойными плесами.
Эта часть поселка протянулась вдоль реки к Польцу сравнительно недавно, уже в послевоенные годы. А до того на правом берегу Вексы шумел и колыхался дремучий бор, сведенный под корень каким-то особо ретивым хозяйственником, и М. М. Пришвин, подолгу живший здесь, любивший этот лесной и озерный край, немало написал писем в различные инстанции, возмущаясь насилием над природой. Хозяйственника наконец убрали, переведя на другое место, где еще был лес. А здесь вместо леса вырос поселок. Одним из первых поставил здесь свой дом наш хозяин, несколько лет подряд корчуя в одиночку пни, проводя канавы, осушившие луговину у реки, и расчищая кустарник…
