Бросилась к аборигену, не представляя, что делать и замерла в порыве. Чешуйки шишек у него на голове распахнулись, и оттуда вылетели несколько таких же семян или орешков, что я поймала раньше. Они подплыли ко мне по воздуху, ориатонец внезапно очнулся и слабо позвал:
— Дулуууйййуююю мюууу кюуу уууююли…
Я продолжала стоять столбом. Но когда он, слабеющим голосом, повторил это в третий раз, джамранские молекулы памяти разобрались, что к чему и меня не подвели.
— Преемница, прошу, преемница…
Я?
Стряхнув оцепенение, сунула орешки в карман и подбежала к нему.
Что делать-то? Что делать?
Моими поступками двигало осознание, что надо помочь ему подняться и куда-то отвести. И это жизненно важно! Три плюс один сложились, едва логика переплелась с исходной информацией и мысль заработала.
— Извините, я… Я не преемница… Попробуйте встать, и преемника мы найдём, обязательно найдём! — в отчаянии твердила я, а взгляд его угасал, когда он смотрел на меня.
Раздался треск, хруст…
— А, вот ты где! — из кустов выбрался Риго. — Хорошо, у меня на тебя пеленг, а то пропала бесследно и…
Он осёкся, увидев теряющего сознание ориатонца. И, не раздумывая, кинулся к нему, на ходу отстёгивая аптечку. Мигом извлёк сканер, просканировал, считал показатели и нахмурился. Снова порылся в аптечке, выхватил инъектор и быстренько что-то вколол аборигену.
Вот что значит, доктор…
С минуту мы напряжённо ждали, а потом ориатонец пришёл в себя. Глаза открылись, взгляд стал осмысленным…
— Успели! — выдохнул Риго.
— А что с ним было? — шёпотом спросила я.
— Что-то вроде инсульта… Если перевести на физиологию людей. Впрочем, без соответствующего лечения, спустя цикл может повториться. Я лишь привёл его в норму, на время.
— А ты не можешь вылечить его совсем?
— Здесь? Вряд ли… Разве что на корабле. Там всё оборудование. И сильные генетические препараты. Но опасность пока миновала, а потом…
— А потом, — сказал ориатонец, садясь и разглядывая нас, — я назначу преемника.
Видимо, он услышал наш разговор. Интересно, а про корабль и прочее тоже?
— Давно следовало, — он покрутил головой, ощупал свои шишки. — Но я тянул… Неразумно… Вы открыли мне скворы.
Мы с Риго переглянулись. Это действительно потерянный четвёртый смотритель.
— Вы не отсюда, — вдруг заявил ориатонец. — Это всё, — он обвёл ладонью маскировку, — ненастоящее… Мы умеем правильно видеть даже с закрытыми скворами.
И вдруг улыбнулся, совсем по-человечески.
— Я никому о вас не скажу. Вы и не представляете, что совершили…
О нет, кажется, я представляла, и от этого сделалось не по себе и в то же время радостно. Восторженно и страшно…
— Э… Вот, — я протянула ему орешки. — Это ваше?
— Ядрышки? — он взглянул на меня. — Ментальные корпускулы… Ясно, как ты нашла меня. Оставь себе и, подожди…
Он сосредоточился, повёл двойными зрачками и «шишки» снова раскрыли чешуйки. Оттуда вырвалось несколько десятков ядрышек. Смотритель поймал корпускулы и пересыпал мне в ладонь.
— Зачем? — растерялась я.
— Съешь и обрети нечто важное для себя или прибереги. Ты поймёшь.
Словно в дурмане, я сунула орешки в карман.
Ориатонец поднялся, отряхнул юбки, поклонился и выставил ладони. Вспомнив жесты на площади, мы приложили к ним свои.
— Явите истинные лица, — попросил он.
Мы поколебались, но сбросили маскировку. Смотритель тепло улыбнулся.
— Надо идти. Скоро начнётся. Понаблюдайте издалека. Испускание — это красиво и умиротворяюще.
Уходя, он спросил у меня:
— Как твоё имя?
— Валерия…
— Ориату запомнит, — пообещал смотритель, — и пронесёт сквозь вселенную…
При чём тут я? Риго его вылечил!
— А парня зовут Риген! — сдала я капитана вслед ориатонцу, и заработала тычок. Хорошо, что не шипами.
Смотритель даже не обернулся…
— Именами не разбрасываются, — зашипел Риго и подтолкнул меня. — Вперёд, на крышу. Угроза миновала, так хоть зрелищем насладимся.
— А что такое скворы? — спохватилась я.
— Наверное, это чешуйки… Так вот, на площади его даже ещё не хватились. Он всегда задерживался. Нашли бы позже, мёртвым, и тогда… Ничто бы не спасло эту планету. Смотритель не успел подготовить преемника и…
— Риго!.. Мы не знаем, чем это для всех обернётся.
