Ранним вечером Пешкороль провел Лафайета извилистым коридором на небольшой балкон с прекрасным видом на долину внизу.
—Ты смотри, поосторожнее с ковром, Везунчик, — сказал Кроль, расстилая прямоугольник шесть на восемь футов. — Угнать его невозможно — контуры настроены на излучения твоего тела. Управление осуществляется с помощью голоса, так что сначала думай, а потом говори. И полегче на поворотах: перила в этой модели не предусмотрены. Координационный центр, конечно, сработает, но если зазеваешься… в общем, парашюта у тебя нет.
—Очень утешительно, — ответил Лафайет, завязывая тесемки плаща-невидимки и стараясь проглотить ком, застрявший в горле.
— Ваш Микропчик нашпиговал меня таким количеством аппаратуры, что ни встать, ни сесть.
—Воспользовался случаем проверить оборудование, не прошедшее испытаний в полевых условиях, — сообщил Пешкороль. — Ребята вечно что-нибудь изобретают в свободное от работы время. Однажды они сконструировали чих-генератор, так наш директор запретил исследования даже на добровольцах. Или возьмем, к примеру, плоскоход. Придумано здорово, но если не сработает, взлетишь на воздух вместе с лабораторией.
—Если ты немедленно не замолчишь, я останусь. — O'Лири передернул плечами. — Лучше скажи, в какую сторону лететь, а то мой здравый смысл возьмет верх, и я окажусь не там, где надо.
—Держи курс на запад. Везунчик. Не промахнешься.
—Если бы ты знал, сколько промахов я совершил за свою жизнь, тебе бы страшно стало. И между прочим, меня зовут не Везунчик, а Лафайет O'Лири.
—Правда? Надо же, как не повезло. Ну да ладно. Счастливого пути. Везунчик, и не забудь включить микрофон, прежде чем сунешь его в карман принцу.
—Ну, — сказал Лафайет, усаживаясь поудобнее и скрестив ноги, — поехали!
Он закрыл глаза, вспоминая координаты, которые Флеминг терпеливо повторял ему в течение получаса. Толстый шерстяной ковер задрожал, зашевелился, задергался, словно паралитик, и стал твердым, как камень. Лафайет с трудом подавил в себе желание за что— нибудь уцепиться.
—Сделали из меня мешок с картошкой, — пробормотал он, не осмеливаясь даже вытереть капли пота, стекавшие по лицу. — Холщовый мешок со свежим картофелем из Айдахо…
Появившееся тошнотворное ощущение никак не желало проходить; поднявшийся ветерок неприятно обдувал разгоряченное тело, проникая под тяжелую материю плаща.
—Поднимайся, черт побери! — хрипло прошептал Лафайет. — Пора убираться отсюда, пока Флемниг не сообразил, что его надули. — Ничего не изменилось. Ковер оставался таким же твердым и неподвижным. — Замечательно, — громко сказал O'Лири.
— Так и знал, что ничего не получится.
Он открыл глаза и недоуменно уставился на голубое пространство, окружавшее его со всех сторон…
Далеко внизу крохотная фигурка стояла на балконе и махала шарфом. Скала быстро уменьшалась в размерах; ветер шумел в ушах с удвоенной силой; зеленый пейзаж земли слился в одно пятно, исчезающее вдали с сумасшедшей скоростью. O'Лири изо всех сил зажмурился.
—Мамочки, — прошептал он. — Они забыли дать мне бумажный пакет на тот случай, если все-таки вытошнит.
* * *
Крепость-дворец, известный под названием Стеклянного Дерева, сверкал, подобно звезде, на вершине горы. В лучах заходящего солнца он переливался всеми цветами радуги, и по мере приближения становилось очевидно, что каждая хрустальная башенка сияет своим светом.
—Ну, невидимка, делай свое дело, — пробормотал O'Лири, заворачиваясь в тяжелую ткань и одновременно пытаясь прикрыть ковер широкими полами плаща. Пешкороль, правда, утверждал, что у Круппхима нет средств противовоздушной обороны, но Лафайет решил не рисковать.
Примерно в полумиле от дворца он громко приказал сбавить скорость, но ожидаемого эффекта не произошло. Башня стремительно приближалась, угрожающе вырастая на глазах, и лишь в самый последний момент ковер затормозил, дернулся, чуть не скинув O'Лири, и стал плавно спускаться.
