— Ну и что?
— Хм! Вы забыли, какой у нас пассажир? — Бергер язвительно усмехнулся. — Дамы, узнав об аварии, чего доброго, валерьянки запросят.
— Но, но, Бергер, ты потише, — предостерегающе сказал второй пилот. — Вылетишь с работы…
— А мне плевать. Мы не должны скрывать своих убеждений. Вот товарищ Полынов меня поймет. На экране метнулась яркая вспышка.
— Отвалили, — заметил второй пилот.
Бледно–оранжевая полоска, исторгнутая дюзами шлюпки, медленно росла приближаясь.
Лишь опытный человек мог ощутить толчок.
— Классно причалили, — определил Бергер. — Интересно будет взглянуть на гостей.
— Задержка минимум на тридцать часов, — буркнул второй пилот. Его насупленный профиль заслонил экран.
— Ерунда, наверстаем, — ответил Бергер. — Хотите пива, камрад?
Полынов кивнул. Бергер вскрыл жестянку.
Однако отхлебнуть он не успел. Дверь с грохотом распахнулась. Две тени выросли в проеме. По глазам резанул ослепительный луч фонаря.
— Какого дьявола! — отчаянно щурясь и прижимая к груди жестянку с пивом, вскричал Бергер.
— Спокойно, — холодно произнесла тень. — Руки вверх!
На уровне своей груди Полынов увидел пирамидальное дуло лайтинга. Из рук Бергера выпала жестянка, пенным фонтаном плеснув на пол. Второй пилот вскочил. Нервно дернулся лайтинг. Из дула брызнула лиловая вспышка. Второй пилот осел; его перекошенный рот ловил воздух.
— Руки! — заорала тень. — Не глупить!
Полынов и Бергер повиновались. Собственные руки показались психологу свинцовыми, когда он их поднимал.
— Что все это значит?.. — прошептал Бергер.
— Молчать! Кругом! Марш в коридор!
— Но раненый! — воскликнул Полынов.
Дуло лайтинга подтолкнуло его к выходу.
Трясущиеся пассажиры и члены судовой команды были проворно выстроены вдоль стены коридора. Ошеломленному Полынову казалось, что он видит дурной сон, в который врываются соскочившие со страниц истории эсэсовцы, а их жертвы цепенеют от страха.
Часовой в сером глянцевом комбинезоне замер у выхода, лайтинг он держал наперевес. Тот, на кого падал его взгляд, сжимался и бледнел.
Прошло пять минут, и десять, и пятнадцать. Дрожь передавалась от плеча к плечу, как ток. Элегантные костюмы обвисли проколотыми пузырями. Строем белых масок застыли лица. Кого‑то донимала нервная икота.
Часовой вдруг сделал шаг в сторону, пропуская детину с непропорционально крупной, какой‑то четырехугольной, словно обтесанной взмахами топора, головой. Детина пошарил взглядом, ухмыльнулся, подошел, переваливаясь, к крайнему в шеренге. Хозяйским движением он обшарил его карманы, выхватил бумажник, документы и не глядя швырнул их в сумку. Обыскиваемый — холеный седоусый старик — вытянулся, страдальчески морщась и пытаясь улыбнуться.
Большеголовый перешел ко второму, толстенькому бразильцу, который сам с готовностью подставил карманы, к третьему, четвертому. Поведение бандита отличала заученность автомата. Он неторопливо двигался вдоль шеренги, помаргивая; его сумка пухла.
У Полынова темнело в глазах от злости. Часовой даже привалился к косяку; лайтинг он установил меж ног; вероятно, баранов он больше бы остерегался, чем этих людей, скованных ужасом. Он и не позаботился подняться на площадку винтовой лестницы, а встал в двух шагах от своих жертв. Крепкий удар в челюсть Большеголовому — вот он как раз поравнялся с Бергером; крайние бросаются на часового; тот, конечно, не успеет вскинуть оружие; отобраны два лайтинга, с двумя бандитами покончено. Сколько их на корабле — шлюпка вмещает пятерых, ну, шестерых…
Идиоты. Так близко освобождение, так немного нужно для победы — чуточку решимости, молчаливого понимания, уверенности в соседе! Нет, безнадежно. Здесь безнадежно. Эти бандиты знают психологию толпы, иначе они не были бы так беззаботны…
— Я протесту–у-у–ю!
Все вздрогнули.
— Я супруга сенатора! Сенатора США! Вы… А–а-а!
Большеголовый тупо посмотрел на вопившую даму — она дергалась всем телом, перья райской птицы прыгали на шляпке — и спокойно влепил ей пощечину. Вторую, третью — со вкусом. Сенаторша, раскрыв рот, мотала головой. Большеголовый раскурил сигарету, глубоко затянулся и с удовлетворением пустил густую струю дыма в лицо женщины. Сенаторша всхлипывала, не смея опустить руки, чтобы стереть слезы.
