– Да так… О жизни, о детстве…
– Ты чего это? Такие мысли опасны и ведут к кризису среднего возраста, или, если миновать его не получается, к прогрессирующему суицидальному синдрому.
– Так-то зачем? Я что, по-твоему, похож на этих, которые по малейшему поводу распускают нюни и жалуются на жизнь?
– То-то и оно, что нет, но это и опаснее всего! Ты подвластный эмоциям персонаж. Крайне подвластный! А значит, что под воздействие таких вот мыслей можешь принять решение мгновенно.
– Какое решение?
– Опасное для жизни, – уклончиво ответила Собака.
– То есть, думаешь, могу сигануть с моста?
– С моста вряд ли. Ты высоты боишься и плаваешь плохо.
– Я вообще никак не плаваю. Предпочитаю тонуть. Сама знаешь, что плавает…
– Не жонглируй словами, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Что у нас тут? – это уже Кошка подтянулась на жареное.
– Учат меня… – буркнул я.
– Чему?
– Да в основном прописным истинам, то бишь хуйне…
– Хуй-не… – медленно произнесла Кошка по складам и зевнула.
– Коньки! – вдруг осенило меня.
– Что, коньки? – Собака с Кошкой переглянулись. – Отбрасывать собрался?
– Я Вовану коньки подарю!
Я просиял. Эта идея показалась мне столь блестящей, что я даже не обратил внимания на шутки-прибаутки.
– Чтобы он отбросил? Нуты брат даёшь… – хохотнула Кошка.
Собака как всегда практично уточнила:
– А если у него есть?
– У него? Откуда? Он с роду не катался!
– То есть я правильно понимаю, что взрослому мужику, которому уже под полтос и у которого реакция Вассермана на коньки отрицательная, ты, хочешь эти самые коньки подарить, чтобы он, взрослый мужик, солидный, упакованный, как парашют, на глазах у всего честного люда бился как рыба об лёд…
– Возможно головой… – вставила Кошка.
– Причём твоей, – закончила Собака.
Я приуныл. Такая блестящая идея разбилась об их вечный четвероногий цинизм. Разбилась вдребезги, ибо они, к сожалению, были правы. Какой, в пизду, Вован – фигурист? Ещё и правду упадёт неловко, и буду я ему в больничку яблоки носить…
Я кивнул:
– Согласен… Плохая идея… И это значит… – я замолчал.
Значит это только то, что третьей встречи с Таней мне не избежать. А значит, опять придётся смотреть искоса и не допускать вольностей ни в мыслях, ни в действиях.
– Что не так? – Кошка навострила уши.
– Всё не так! – я встал, чтобы как-то выйти из этого словесного клинча.
И вовремя – телефон призывно запиликал. Я посмотрел на экран. Таня…
– Таня… Таня… Пизда тебе, Нафаня… – почему-то срифмовал я.
– Пойдёшь, значит? – спросила Собака.
– Пойду, – ответил я.
– Ради Вована? – подъебнула Кошка.
– Ради Вована…
– Дружба – страшная сила, ничего не скажешь… Когда договорились?
– Завтра поеду в её магазин, к семи.
– Будешь, тогда, ксемит.
– А если опоздаю?
– Будешь антиксемит.
– Попрошу без политики, или что это, не знаю, как назвать… Пришёл, увидел, подарил! Заеду, посмотрю и уеду. Просто заеду, посмотрю, что да как…
– А то ты, блядь, не знаешь, что да как?
Я помолчал, посмотрел в потолок, в окно:
– А вдруг обойдётся?
Ох уж это наше вечное «авось». Сколько раз уже обжигался, сколько давал себе клятв… Всё без толку. Всё, как вода в песок. Впрочем, не буду утомлять нытьём и докучими разговорами про особый путь интеллигентского меньшинства. Каждый из нас в этой жизни, положа руку на сердце, надеялся, что «пронесёт», что минует чаша сия.
Короче, загнался я на все извилины. Ночью снилась хуйня, как в «Большом Лебовском». Проснулся в пять и сижу, нихуя не понимаю.
– Ложись уже! – Марина пробубнила спросонья и сразу вырубилась спать дальше.
Нежно, как мякотка, я вылез из-под одеяла, чтобы не потревожить ангела.
Пошёл на кухню. Открыл-закрыл холодильник… Вот на кой хер я его открыл? Сразу перебудил всех, кто и так никогда не спит.
– Что ты ходишь как медведь-шатун?
– Не спится.
– Не еби мозги, доставай сосиски.
– Жопа не треснет? Жрали же давеча.
– Хуявеча. Нехуй было будить. Сосиски и ниебёт.
Дал им сосисок. Сам сел рядом смотреть, как они хомячат. Тоже жрать захотел, конечно же. Поставил чайник. Отрезал хлеба кусок, забацал бутер с холодной курицей – Марина вчера готовила. Пока туда-сюда шароёбился, чайник засвистел. Бросился к плите, чтобы Марину не разбудить. Естественно, ногой зацепил какой-то пакет, из него на кафель вывалились кастрюли. Сам же мудило, разбирал антресоли и сложил весь хлам, чтобы выкинуть к хуям собачим…
