Время от времени члены УВС, те из них, кто знал правду об организации, задумывались о возможности ареста. Некоторые из них, имевшие темное прошлое и даже объявленные в розыск (включая Павленко, над которым висел прокурорский розыск по делу калининской артели), скрывались в организации от агентов государства. Некоторые жили по подложным документам. Другие запасались ими на экстренный случай. Время от времени велись разговоры о возможном аресте. Об этом свидетельствовали, например, такие заявления Ю. Б. Константинова на допросе 5 декабря 1952 года:
Вопрос: Какой у вас сговор был с Павленко о даче показаний на случай разоблачения вашей преступной «организации»?
Ответ: В прямом смысле такого сговора не было, но Павленко мне и другим неоднократно говорил, что в случае разоблачения нашей преступной организации он примет все на себя и никого из своих соучастников не выдаст[577].
В тот же день аналогичный ответ на вопрос следователя дал Клименко[578].
В общем, сотрудники УВС, по крайней мере, думали о возможности ареста и как-то готовились к такому повороту событий. Готовились, однако, плохо. Явное падение дисциплины в УВС, скандалы и злоупотребления — все это повышало риски разоблачения. Когда же начались аресты, лишь немногие нашли пути для спасения. Как следует из имеющихся документов, даже ощущая приближение опасности, члены организации не бросились врассыпную, а оставались в пунктах своего базирования и стали легкой добычей для коллективных задержаний.
Лишь некоторые сумели ускользнуть, по крайней мере на время. Сбежал, например, И. М. Пашун, охранявший дом Павленко. Однако некоторое время спустя он был арестован, допустив явную ошибку. Пашун приехал в Калинин, очевидно, по старым адресам, за которыми было установлено наблюдение. Как сообщалось в справке прокуратуры на 20 марта 1953 года, «из наиболее опасных преступников до сего времени не разысканы Литвин и Губский Ф. П.»[579]. Обстоятельства их побега неизвестны. Однако оба они были в конце концов задержаны и предстали перед трибуналом в составе основной группы осужденных[580]. Сведений об успешных побегах членов организации Павленко в доступных материалах нет. Это не значит, что таких случаев не было вообще. Органы, отвечавшие за аресты и следствие, не были склонны демонстрировать свои неудачи.
Из немногочисленных документов, которые стали известны в последние годы, следует, что переход преступников на нелегальное положение, жизнь по поддельным документам и удачное бегство от правоохранителей не были исключительными явлениями. Более того, оставаясь на свободе, уголовные преступники не только не прятались, но продолжали совершать преступления.
Несколько показательных примеров демонстрируют характерные черты этого явления. Арестованный в 1947 году в Ленинграде 42-летний Логинов имел 12 вымышленных фамилий и 8 судимостей. В 1939 году он бежал из трудового лагеря и, скрываясь в Ленинграде (кстати, режимном городе), занимался грабежами и кражами. В том же 1947 году был арестован рецидивист Коваленко, несколько раз бежавший из лагерей. В блокадном Ленинграде во время войны он занимался кражами. В 1943 году был задержан военным патрулем. Выдав себя за уклоняющегося от мобилизации, он был отправлен на фронт. После окончания войны Коваленко с чистыми документами на чужое имя вернулся в Ленинград, открыл частную радиомастерскую и продолжал заниматься кражами и грабежами. Всего, по официальным данным, только за первый квартал 1947 года и только с помощью агентуры в Ленинграде было установлено и арестовано свыше 100 разыскиваемых преступников[581]. О количестве успешно скрывающихся нарушителей закона можно только догадываться. И это особо охраняемая вторая столица страны.
Однако в случае УВС подавляющее большинство активных членов организации, судя по всему, оказалось в тюрьмах. Объяснить их очевидную пассивность, несмотря на очевидное нарастание угрозы, трудно. Кое-что проясняют слова Павленко на одном из первых допросов 26 ноября 1952 года: «Я создал организацию для хищения государственных денег, но в процессе работы она разрослась до крупных размеров, и ее ликвидировать было очень трудно»
