Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР - страница 122

Прокуратура ссылалась на неоднократные свидетельства Павленко о платежах Датуашвили. Противоречия же в показаниях о конкретных суммах взяток, «если учесть, что отношения между Павленко и Датуашвили продолжались около четырех лет, и что Павленко давал взятки очень большому кругу лиц… понятны и объяснимы»[731]. У Павленко не было оснований клеветать на Датуашвили, поскольку между ними «существовали исключительно близкие, приятельские отношения». Равным образом не следует принимать в расчет отказ Константинова, Клименко и Федоренко подтвердить на суде свои прежние показания о взятках Датуашвили. Они «откровенно старались выгородить Датуашвили» и «не смогли убедительно объяснить причины отказа от показаний»[732].

Пленум Верховного суда СССР от 11 апреля 1957 года, на котором рассматривался этот протест, целиком согласился с прокуратурой. Определение Военной коллегии было отменено. Дело передали на новое рассмотрение в ту же Военную коллегию, но в ином составе судей[733].

Сведений об окончательном приговоре Датуашвили обнаружить не удалось. Очевидно, однако, что он не мог быть более жестким, чем уже состоявшийся приговор военного трибунала об освобождении от отбытия наказания и снятии судимости. Скорее всего, не очень строго были наказаны и четыре подельника Датуашвили, в отношении которых протест не вносился. Правда, все они с конца 1952 года до момента вынесения приговора могли провести в тюрьме до четырех лет.

Долгое разбирательство дела организации Павленко, перейдя из сталинской в послесталинскую эпоху, все-таки завершилось. Об этой истории, несмотря на ее примечательность и масштабы, не писали газеты. Однако скрытое рано или поздно становится известным. В последние десятилетия публицисты и историки, получив доступ к некоторым документам, рассказали о Павленко и его организации. Авантюрная история для многих была интересна сама по себе, в ее ярких и неожиданных деталях и поворотах детективного сюжета.

Однако, как и другие случаи экономической преступности в СССР, дело Павленко неизбежно вызывает более глубокие и значимые вопросы, прежде всего о сути системы, которой оно было порождено. Два из таких вопросов возглавляют список. Как оценить деятельность организации Павленко, не впадая в легкие объяснения об антисоветизме, предложенные советской юстицией? Насколько типичным было предприятие Павленко, в какой мере оно отражало реальные и значимые черты советской действительности?

Свой ответ на первый вопрос пытался дать сам Павленко в своих заявлениях и ходатайствах. Суть его позиции отражало заключительное заявление на суде: «Мы не вели антисоветской деятельности, мы просто строили, как умели, а умели строить мы хорошо… Я совершил много преступлений, но никогда не имел ничего против советского государства и не ставил своей целью подрыв его экономической мощи. Мы не изымали государственных средств из банка, а получали законные деньги за выполненные работы»[734]. Иначе говоря, функционально УВС было обычным предприятием, получавшим прибыль от своей производственной деятельности. Только невозможность его легализации в рамках советской системы порождала уродливые формы существования в теневом секторе экономики.

Трудно не признать, что эти аргументы Павленко были ничем не хуже аргументов государства, которые выдвигали его представители во время следствия и суда. Нет никаких оснований отметать их с порога. Для лучшего понимания сути дела, как всегда, необходимо выслушать обе стороны. Тем более что сам Павленко стремился быть услышанным и до конца, спасая жизнь, отчаянно боролся за свою правду.

В соответствии с установленной процедурой у Павленко была возможность обжаловать приговор к расстрелу, чем он и воспользовался. Первое заявление о помиловании Павленко написал на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР Ворошилова 7 апреля 1955 года, через три дня после вынесения приговора, еще не имея на руках его текста. Прошение представляло собой достаточно пространный документ — 12 страниц подробных объяснений, написанных чернилами крупным разборчивым почерком.